– Ярость азербайджанца ударила мне в голову. Как это, Вера армянка?
Кажется, при этом даже лицо мое изогнулось в форме вопросительного знака.
– Нет, русская, – ответила мамаша.
– А откуда тогда взялся Аракел?
– А из увольнительной. Выяснилось, что отец Веры, Аракел, служил здесь в армии и как-то пошел в увольнение, случайно споткнулся и упал аккурат на Верину маму, причем упал так удачно, что ровно через девять месяцев, опять же совершенно случайно, на свет появилась Вера. В те времена на матерей-одиночек смотрели с неодобрением, поэтому в документах она записала Аракела отцом Веры. Хотя, может быть, им был вовсе и не Аракел.
Но как докажешь?.. Наука в те времена не достигла еще нынешних высот, люди не умели ни предохраняться от беременности, ни определять подлинность отцовства. Глупы были люди. Слава Богу, что по случайности Аракел забыл у них свою увольнительную, которая и явилась единственным доказательством его причастности к рождению ребенка, во всяком случае ее хоть можно было предъявить в качестве оной работникам ЗАГСа. Впрочем, знай она тогда, что все обернется именно так, и страна советов развалится, она не стала бы делать подобной глупости. Но откуда ей было знать, она же простая женщина, а не пророк… Записала бы вместо Аракела Ваську. В конце концов, не так уж трудно было бы уговорить и самого Ваську, и работников ЗАГСа.
"Все мужики одинаковы”… Вы уже поняли, что этот утешающий монолог принадлежит Вериной маме.
А я никак не мог смириться с происшедшим. Как же, здесь, на просторах России, я опозорил свою нацию! Я думал об этом, и кровь мчалась у меня по жилам, как испуганный ишак Моллы Насреддина. (Вот вам еще одно образное сравнение). Скандал, учиненный мной, был столь же стремителен и яростен.
Я кричал, что они нарочно заманили меня в свою ловушку. Потом бросился на чердак, горя желанием покончить с собой, ибо не видел другого способа смыть свой позор. Как это, я полюбил армянку! Обнимал, ласкал ее.
Останься я здесь еще немного, она бы от меня забеременела.
Я лез на чердак, а Вера уговаривала меня не делать этого. Ясно, что я бы не убился – это точно, а покалечиться случайно могу. А если бы и умер, меня хоронил бы Васька. Но я был против Васьки. Я представил свою смерть.
Дом Веры вместе с чердаком высотой не более десяти метров, но это не помешало мне увидеть, как я падаю с гораздо большей высоты, точней лечу вниз головой с ускорением, которое рассчитал еще Ньютон. Особое удовольствие доставило мне зрелище Веры, рыдающей и рвущей на себе волосы над моим бездыханным телом. Не над каждым умершим любящая женщина будет рвать волосы. Потому-то азербайджанские поэты веками воспевают своих возлюбленных, чтобы после смерти обеспечить себе женщину, рвущую на себе волосы. Жаль все-таки, что Вера армянка, а не азербайджанка. Видно, это моя судьба. Я уж не говорю о священнике на похоронах. Он будет отпевать меня: “Во имя отца, и сына, и святого духа”. Я слышал