– К сожалению, я ничего не смыслю в том, чтобы быть агентом. – Сокрушённо призналась я. – Мои вкусы не совпадают с современными тенденциями в искусстве. Я не только насоветую вам ерунды, но и растрачу весь ваш капитал на полнейшую чушь.
Я так разгорячилась, что даже встала с твёрдым намерением поскорее уйти.
– К тому же… – Мои глаза замерли на золочёной раме «Девочки на шаре» Пабло Пикассо, которую все считали шедевром, а я – преувеличением мастерства, и не сводя с неё глаз, стала распаляться. – Я хочу писать свои собственные картины, а не скупать чужие. Без этого я никто. Тогда в моей жизни не будет смысла. Пусть я не Пикассо и не Дали, пусть никогда не прославлюсь, пусть мои работы годятся для того, чтобы висеть в приёмной ветеринара, но я не брошу рисование. Это как отрезать руку или ногу. Хотя в моём случае, это, скорее, как вырвать сердце из груди.
Я даже запыхалась, словно пробежала стометровку по вермонтским сугробам. Ну и наговорила же я лишнего! Я чувствовала на своём лице пристальный взгляд мистера Максвелла и не могла отодрать свой от картины Пикассо.
И почему меня наделили не только умелыми руками, но и длинным языком? Вечно я болтаю лишнее и раскрываю душу кому попало. Но встретившись взглядом с Хьюго Максвеллом, я поняла, что моя речь ничуть его не оскорбила. Как будто наоборот. Он улыбался, но уже не той кривоватой улыбочкой, полной самодовольства. А так, словно этих слов от меня и ждал.
– Это мне и нужно. – Сказал он, беспардонно взяв мою руку и потянув вниз, заставляя опуститься назад в кресло. От прикосновения его неожиданно нежной кожи, мои колени подогнулись сами собой. – Человек, который полностью отдаётся искусству. Который живёт им. Который умрёт, если не сможет писать. Мисс Брэберн не соврала вам. Я хотел бы открыть в городе галерею в честь отца. Он очень любил искусство, а я очень любил его. Хочу увековечить эту любовь в чём-то стоящем, потому и стал заниматься картинами после его смерти.
– Это очень трогательно.
– Обычное желание любящего сына. – Смущённо отговорился мистер Максвелл. Неужели богатые тоже умеют смущаться? – Но я не хочу, чтобы галерея вышла бездушной, банальной, одной из тех, куда приходят и поджимают губы, потому что увиденное не трогает их сердца. В Берлингтоне живут простые люди. Здесь не Нью-Йорк, не Лос-Анджелес. Мы ценим простые вещи, вроде вкусного кофе, – он кивнул на пустые чашки. – Хорошего пива или красивых видов родного города.
– Всё это очень здорово, но я не очень понимаю, чем смогу помочь.
– Сьюзен может и разбирается в искусстве лучше меня, но её искусство как раз-таки бездушно и банально. – Он тоже взглянул на девочку на шаре с видом человека, которому она не по душе. – Я не ищу агента, который помог бы мне подобрать картины для выставочных залов. Такой у меня уже есть. Но я хочу открывать новые имена, вроде вашего. Помогать начинающим художникам, чей талант может затеряться за бездушным искусством, заявить