Но, признаться, перспектива быть всенародным шутом мне тоже сразу не понравилась. Мутная какая‐то дичь, заключил я, снова покосившись на продырявленное тело бродяги. Мало того что грохнуть могут в любой момент, так ещё и денег, как выяснилось, не дают. Сплошное наебалово, словом.
Поэтому я решил вконец оборзеть. И прямо спросил:
– А можно не участвовать в этом вашем карнавале? – глядя, как вьетнамка елозит мокрой тряпкой по полу, размазывая кровь. В тусклом свете ламп потеки казались почти чёрными, и со стороны можно было подумать, что на самом деле кто‐то разлил соевый соус. Или разбил баночку с вишнёвым вареньем. Психологическая защита, ну, вы понимаете. Я подспудно решил для себя, что кровь бутафорская, и именно поэтому остался в здравом уме.
Кстати, забавно, что мы часто сравниваем её с кетчупом, вином или сиропом, да? Как будто в глубине души хотим попробовать на вкус.
Вьетнамка, отжав тряпку над ведром, выпрямилась и поглядела на меня с плохо скрываемой насмешкой.
– То есть все участвуют и не жалуются, а ты какой‐то особенный? Самый умный, что ли?
Я вскинул руки в знак капитуляции, поспешив уверить:
– Не-не, я просто спросил. – После чего, подумав, добавил: – А за что ты его… ну, – и замялся, кивком указав на труп мужика. Так, будто тот мог услышать известие о собственной смерти и оскорбиться. Вскочить, знаете, и возмутиться: «Ну вот обязательно напоминать, да?! У меня сейчас вьетнамские флешбэки начнутся!»
– Коммерческая тайна, – старуха со значением подняла палец, – это тебе не хер собачий. И ведь предупреждали же. Пункт сто тринадцать, подпункт три тысячи двести семь. Читать надо, прежде чем подписывать! – сварливо гаркнула она. Тряпка выпала из её рук и с влажным причмокиванием шлёпнулась на пол, как кусок сырого мяса. – Не читают, потом жалуются.
– Так он же это прям на камеру сказал, – осторожно напомнил я. – Толку‐то? Теперь все в курсе. Побежали уже, небось, лампочки проверять.
– Да это потом на монтаже вырежут, – уверила вьетнамка, не меняясь в лице. И со звериной серьёзностью принялась снова надраивать пол.
Я, титан мысли, конечно, не придумал ничего лучше, кроме как спросить:
– А меня тоже вырежут? – И, осознав, что сейчас сказал, расхохотался. Ведь подразумевались кадры с моим участием, вот этот наш с ней разговор, но прозвучало двусмысленно, согласитесь.
– Будешь трепать языком – и тебя вырежем, – с очаровательным простодушием подтвердила вьетнамка.
Тут я даже приуныл. Язык у меня был без костей, и я запросто мог ляпнуть какую‐нибудь глупость, искренне позабыв о существовании всяких коммерческих тайн. Не поймите меня неправильно, не то чтобы я очень боялся смерти. В конце концов, мы близко сталкиваемся с ней каждый день – когда засыпаем. Сон, как и оргазм, – это la petite mort[8]. Но что может