– Я хорошо питаюсь и сплю благодаря доброте госпоже Ли, – говорю я без воодушевления.
– Да, – говорит она. – Да, именно.
Пауза, она делает еще одну затяжку. Я смотрю, как в пространстве между нами клубится дым.
– Снять помещение в этом городе недешево, – говорит она мне. – Иметь в своем распоряжении целое здание – ну, я сомневаюсь, что ты вообще можешь представить, сколько это стоит. Но благодаря великой щедрости туна [6] «Радостный обряд» мы можем жить здесь в комфорте и покое. Как думаешь, Пион? Тебе нравится здесь жить?
– Да, – лгу я.
– Тун кормит нас. Он одевает нас. Он защищает нас. Да, они защищают тебя, Пион. Я защищаю тебя.
– Спасибо, госпожа Ли, – говорю я, опуская голову.
– Какая вежливая девушка, – говорит она. Без предупреждения она швыряет сигарету на стол, и та рассыпается в кучу пепла под ее пальцами. Вблизи видно, что кожа ее рук истончилась с возрастом, она морщинистая, как слой пенки на горячем молоке. Руки ее выдают: сколько бы пудры она на себя ни сыпала, мы всегда будем знать, что она может умереть, как и все остальные.
– Если девушка не зарабатывает денег, – продолжает она, – разве это честно? Если она ничего не делает в ответ на доброту туна, значит, она просто пользуется ею, не так ли? Как думаешь, Пион? Ты так хорошо живешь здесь уже месяц.
Я знаю, какие слова она хочет от меня услышать. Я боюсь их произнести.
– Сегодня ты закончила учиться, – говорит она, проводя ногтями по столешнице. – Завтра ты возьмешь своих первых клиентов. Моя милая маленькая девочка, которая так хорошо говорит по-английски. Ты заработаешь нам состояние этими своими грустными глазами.
Еще одна пауза. Я ненавижу ее за эти слова – мои глаза, такие непримечательные, такие полностью мои, теперь стали вульгарными и оскверненными из-за нее.
Но все, что я могу ответить, это: «Да, госпожа Ли». Она это знает. Даже наслаждается этим. Потому что мы обе знаем, что произойдет, если я не подчинюсь: есть такие лачуги, называемые стойлами, где девушки заперты, как скот, а единственные их клиенты – это моряки, подростки и пьяницы. Я знаю, что тела этих девушек истощены, надломлены и больны, и большинство из них увозят в больницу, которая вовсе не больница, а мрачная комната без окон в глухих переулках Чайнатауна. С запертой дверью. Внутри стоит лампа, чашка воды, чашка вареного риса. Смерть никогда не дожидается этих девушек слишком долго.
– Такая девушка, как ты, и дня не продержится в стойле, – говорит госпожа Ли, словно слышит мои мысли. – Здесь я кормлю тебя. Я даю тебе красивую чистую одежду. Я делаю тебя красивой. Я даю тебе кровать. Сколько китайских девушек могут сказать то же самое? Мы не какая-нибудь жалкая дыра с Бартлетт-Элли. Мы лучший бордель во всем городе. Здесь у тебя все самое лучшее. Оглянись. Лучше этого не станет.
– Вы