А потом они проезжали мимо примечательного здания Большого театра, торжественно украшенного на портике колесницей, запряженной четырьмя лихими конями, которыми правил сам Аполлон. Илья узнал театр. Он видел его на цветной открытке, которую однажды показал ему фронтовой товарищ сержант Колька Ханин. До войны тот служил в театре осветителем сцены, а как только фашисты подошли к Москве, тотчас ушел добровольцем. На фронте он бережно хранил как память дорогую его сердцу открытку: так с ней и сгинул, пропав без вести во вражеском тылу во время разведки скоротечным боем.
– Журавлев, а ты знаешь, что каждый из коней имеет свое символическое значение? – неожиданно спросил Леонтий, лукаво поглядывая на него и, как видно, желая реабилитировать себя в глазах Ильи, незамедлительно просветил: – Первого коня зовут Эритрей, он олицетворяет собой восход солнца. Второго – Эфоп, что означает «пылающий, огненный». Третьего – Ламп, это как бы означает «сияющий, сверкающий», а четвертого коня зовут Филогей, он символизирует заход солнца.
Семенов назидательно поднял вверх левый указательный палец, сильно искривленный оттого, что однажды во время захвата одного бандита тот настолько рассвирепел от перспективы быть расстрелянным, что пытался его отгрызть, как будто он был зверь, а не человек.
– Вот такие дела.
А еще Илья от него узнал о том, что 28 октября 1941 года фашистский бомбардировщик сбросил на Большой театр 500-килограммовую бомбу, которая разорвалась в вестибюле, причинив зданию значительные повреждения. Также узнал, что во время войны в сквере находилась батарея зенитных пушек, оттого он сейчас и имеет столь неухоженный вид, но в скором времени все изменится и сквер будет выглядеть прекраснее прежнего.
Пока исконный москвич Семенов, воодушевленный тем, что нашел прилежного слушателя, рассказывал об этом, а Илья, сильно пораженный его знаниями, с уважением глядел на него распахнутыми глазами, слегка приоткрыв рот, они незаметно подъехали к трехэтажному желтому зданию.
– Вот мы и прибыли, – сказал Семенов и указал своим искривленным пальцем в окно на пришпиленную на стене табличку «Улица Петровка, 38». – Здесь и находится наш МУР. Прошу любить и жаловать.
Дружески хлопнул Илью по плечу и первым уверенно направился к подъезду, в категоричной форме отказав Журавлеву вправе нести собственный чемодан.
– Ты у нас желанный гость, и этим все сказано.
Спорить по столь незначительному поводу было бы опрометчиво, и Илья заспешил следом за расторопным приятелем, с любопытством разглядывая приземистое здание. Чувствуя себя неуверенно в легендарных стенах, он с заметным волнением поднялся за Семеновым на второй этаж. Остановившись возле комнаты под номером 64, Леонтий радушно распахнул скрипнувшую старинными петлями дверь, громко крикнул внутрь помещения:
– Копылов, встречай гостя! – и по-хозяйски подтолкнув в спину нерешительно застывшего в дверях