– Наконец-то евреи научатся делиться! – крикнул кто-то еще.
Раздался взрыв смеха.
Я смотрела, как люди лезут в повозки, стараясь уложить чемоданы под себя и сесть на них.
– Посмотрите только, что они сделали с евреями! – сказала какая-то женщина. Она явно была потрясена, но в голосе ее звучало странное удовлетворение.
Прежде чем сесть в повозку, я оглянулась. Здесь я вместе со всеми жителями нашего города когда-то приветствовала короля. Я видела школу, где училась, танцевала и играла. И никому не было дела до того, что я еврейка. На этой площади прошло все мое детство – здесь я встречалась с друзьями, покупала все, что мне велела мама. Этот город всегда был моим домом, но вдруг в мгновение ока он стал чем-то другим. И я его уже не узнавала.
– Живее! Живее!
Жандарм грубо толкнул меня к ближайшей повозке. Сделав шаг, я вспомнила нечто важное и повернулась к маме:
– Я забыла запереть дверь!
Жандарм рассмеялся мне в лицо. Я почувствовала его дыхание – от него пахло мясом и сигаретами.
– Не волнуйся, детка, – прошипел он. – Тебе больше не придется запирать двери!
Он толкнул маму в повозку, она споткнулась, рухнула. Ехезкель кинул ей чемодан, и она сумела втиснуть его между двумя людьми, которые уже сидели в повозке. Мама упала на чемодан, словно в обмороке, затем на повозку поднялась я, за мной последовал Ехезкель, за ним – Лия.
Лия с отчаянием всматривалась в мамино лицо, чтобы хоть что-то понять.
– Война добралась до нас, – покачала головой мама. – Нас, наверное, отправят на работы. Мы будем работать, а когда война кончится, мы вернемся домой.
Я слушала ее и не понимала ни слова.
Ехезкель кивал. Над головой он держал чей-то чемодан. Повозка тронулась, и мы медленно двинулись из города.
– И где теперь ваш Бог? – крикнул кто-то из толпы. – Где ваш Бог, которым вы так гордились? А?
Женщины засмеялись. Кто-то захлопал.
Последним, что я увидела, когда старые клячи потащили меня из любимого города, была черная камера, направленная мне в лицо, а потом вспышка. Какой-то мужчина забрался на нашу повозку, наклонился и сфотографировал нас – один раз, два, три. А потом он спрыгнул и остановился, рассматривая свой фотоаппарат, словно ничего необычного не произошло. Колеса повозки закрутились, лошади двинулись вперед, с напрягом таща свой груз. Я вцепилась в маму. Началось ожидание. Повозка везла нас вперед к тому, что нас ожидало.
Глава 2
«Да хвалят имя Его с ликами,
на тимпане и гуслях да поют Ему».
Красна. Апрель 1935. Мне девять лет.
Я рыжая, и многие считают, что это не заслуживает внимания. Кожа у меня бледная, и зрители не ожидают увидеть, как я танцую. Для меня было неожиданным, когда учительница предупредила о выступлении на школьном концерте. И оказалось, что танец – это абсолютно мое. Если быть честной, именно