Мои взаимоотношения с театром начали складываться именно после рецензии на ваш спектакль «Анна Каренина». Моя первая рецензия. Первые шаги в театральной критике. С этого всё для меня началось. Я понимаю, что мои познания и опыт вообще не сравнимы с опытом Аллы. Но, Алексей Владимирович, если Вы всё-таки решите рассмотреть мою кандидатуру на эту должность, я буду очень этому рад. Да, все эти годы мы с вами общались в иной плоскости ― режиссёр и журналист. Режиссёр и завлит ― это уже совсем другая история. И вам непривычно, и мне страшно ― совершенно другой коллектив, совершенно другие масштабы. Нельзя знать, как всё срастётся и срастётся ли вообще. Но, всё-таки, мне кажется, что два творческих человека смогут найти общий язык. Ваш театр дал мне путёвку в жизнь. И я хочу в нём работать. Буду безмерно счастлив, если Вы мне дадите такой шанс. С уважением, Арсений».
― Ну, с Богом, ― тихо произнёс Арсений и нажал «Отправить». Сообщение улетело Романовскому.
«А как же теперь быть с рецензией? ― Воскресенского уносил новый поток мыслей. ― Если Романовский решит меня взять, то о его спектакле надо написать как-то… мягко что ли. И получается, опять всё буду хвалить. Новикова снова изойдёт желчью. Да и фиг с ней. Ради такой должности можно и потерпеть. К завтрашнему вечеру уже так или иначе всё будет ясно. Романовский может и в течение пары часов прочитать сообщение и дать ответ. Ну, хорошо, может и не сразу ответит. Нужно подумать. Такие решения быстро не принимаются. Но суток вполне достаточно, чтобы определиться, так ведь? А если он прочитает и не ответит? Или ответит вежливым отказом? Что тогда делать? Держаться намеченного курса? Господи, да что я несу?! Возьмёте к себе в театр ― напишу добрую рецензию, не возьмёте ― злую. Фу, как это низко! Напишу объективную, напишу, как есть. Если спектакль действительно будет достойный, напишу, как есть. Будут недостатки ― честно о них скажу. В конце концов, в независимости от того, возьмёт меня к себе Романовский, или нет, он даже больше меня уважать начнёт, если я впервые не побоюсь назвать вещи своими именами».
В дверь постучали. Сеня слегка вздрогнул.
– Да, да!
Из-за двери выглянула Маша.
– Всё ещё сидишь? ― с тенью сочувствия спросила Барановская. ― Иди уже домой. Не засиживайся.
– Да, скоро уже пойду. Только статью закончу.
Маша опустила взгляд вниз и увидела, что на полу всё ещё были разбросаны рабочие бумаги Воскресенского.
– Ты что, до сих пор так и не убрал? ― у Барановской чуть не вырвался нервный смех.
– Ох, совсем забыл! ― Воскресенский максимально прочувствовал всю неловкость момента. ― Да просто заработался, сейчас уберу.
Маша недоумённо округлила глаза.
– Ладно, я