После переезда в НИИ все чаще стали заглядывать журналисты. Они толпились у забора, пытались запускать дроны с камерами, но охрана даже не разгоняла их, просто лениво поглядывала в их сторону и снова утыкалась в служебные гаджеты.
Кира долго не поддавалась всеобщей истерике, продолжая одеваться, как обычно, в джинсы и толстовки с кедами. В какой-то момент Стрелковский даже намекнул ей, что хорошо бы что-то с этим сделать, все-таки тут часто бывает пресса. Он даже сунул ей токен с деньгами, но она брезгливо поморщилась и не взяла его. Самой себе Кира платила сравнительно небольшую зарплату. «Художник должен быть голодным, – любила говаривать она под нос, когда в виртуальных магазинах заглядывалась на вечерние платья, которые ее странным образом манили. – Да и куда мне их носить, в самом деле». Однако ей пришлось все-таки купить туфли на небольшом каблуке, чтобы не выглядеть на фоне остальных совсем уж расхлябанно, – хотя бы для посещения головного офиса на пятом этаже, для менеджерской работы и всяких формальностей, которых появилось чересчур много, как только у «Капсулы» стали водиться деньги. В конце рабочего дня Кира с чистой совестью забрасывала туфли под стол, с наслаждением натягивала кеды и спускалась туда, где на сияющем подиуме стояла «Капсула», тихо шуршащая в наушники мелкими стеклышками, словно жалуясь на усталость после долгих часов экспериментов. Кира слушала этот белый шум, не засыпая, и в такие моменты острая, как коготки хищной птицы, мысль скреблась где-то в районе затылка.
Соколов не приходил.
Это было странно и пугало до чертиков, потому что Кира рассчитывала абсолютно на другое. Она ощерилась, как волчица, и готова была защищаться и отбивать его нападки. Девушка придумывала миллион едких ответов на любой грязный намек из тех, что Соколов исправно выдавал во время репетиций в ее голове, но правда была в том, что никакого Соколова она так пока и не видела.
Ни в старом НИИ, ни в клубе она не видела его настоящего лица.
Был ли это вообще он?..
А если не он, то кто?
И зачем ему все это нужно?..
В такие моменты она раздраженно спрыгивала с кресла проводника и бежала к выходу из лаборатории, не в силах выносить это тяжелое, томительное ожидание, для всех прочих превратившееся в праздник.
Федора Михайловича в центре ждали каждый день.
Полы всегда драили до блеска, вода в зале совещаний искрилась сквозь бока дорогих стеклянных бутылок с золотистыми