– Откуда у вас это фото?
Мы все втроем резко обернулись. Лицо у парня сделалось суровым, и та затаенная боль, которую я заметила в первый день нашего знакомства в его глазах, вдруг выплеснулась наружу. И у меня вдруг, не то от бабской какой-то жалости, не то от испуга, сжалось сердце. Он протянул руку и взял из внезапно задрожавших пальцев дяди Славы, фотографию. Мы молчали, как пришибленные. А он, стал внимательно рассматривать старую пожелтевшую от времени фотографию. Первой от ступора очнулась Валентина.
– А ты знаешь, что это за девушка рядом с дедом Иваном?
Егор, помолчав еще несколько секунд, будто раздумывая, отвечать или нет на заданный подругой вопрос, тихо проговорил:
– Это моя мама…
Сказать, что мы удивились, это значит, ничего не сказать. Мы просто впали в столбняк. Первой в себя пришла Валюха. Но, все, что ей удалось сказать на выдохе, это было протяжное «иди ты!». Дядя Слава в отличие от нас сохранил полное спокойствие. Задумчиво покивал головой, и проговорил тихо:
– Да, да… Помнится еще ее отец замуж выдал против воли за какого-то деятеля… Тогда таких было много, только не каждому наверх удавалось пробиться.
Егор, нахмурившись, посмотрел на старика, и под его взглядом, дядя Слава, кажется даже ростом стал ниже. Понятное дело, кому понравится, когда его родителей так вот обсуждают посторонние люди.
Валька вдруг обрела дар речи, и с интонацией Мюллера, обращающегося к Штирлицу, прищурив один глаз, спросила:
– А почему твоя мама стоит на фото рядом с нашим дедом Иваном?
Егор с недоумением посмотрел на Валентину, и ответил растерянно:
– Я не знаю… И этого… вашего деда Ивана я тоже не знаю. Мама никогда не рассказывала о нем. А кто он?
Валька быстро глянула на меня, словно спрашивая позволения рассказать «кто такой дед Иван». А я, по-прежнему, стояла столбом, и мысли в моей голове крутились, словно зимняя поземка в феврале. Не дождавшись от меня ничего вразумительного, она тяжело и скорбно вздохнула, и ответила:
– Это дед Полинки. Он три дня тому назад умер… Царствие ему небесное… – И подруга подвела глаза кверху, словно старалась увидеть это самое «Царствие». А дядя Слава тихонько закрестился мелким крестиком, чуть отвернувшись в сторону, надо полагать, чтобы никто не заметил.
Егор посмотрел на меня, будто ожидая каких-либо объяснений на эту тему. Я пожала плечами, на его взгляд, и спросила сама:
– А ты не можешь маму свою спросить, почему она сфотографировалась с моим дедом?
Егора мой вопрос почему-то напряг. Он насупился и буркнул в ответ:
– Не могу…
Валька, было, начала его уговаривать:
– Ну почему? Вопрос то простенький…
Егор резко повернулся к подруге, и, глядя на нее глазами больной собаки, проговорил тихо:
– Мама умерла, когда мне было шестнадцать…