– Энди Уелша. Перехватили на лестнице. Похоже, плохи его дела, – ответил Сол.
– Может, они наконец распробовали его стряпню? – попытался пошутить Спаркс.
– А разве Уелш не с тобой сидит? – снова спросил Ашер у Сола. – Твои сокамерники сгорают чаще, чем у кого-либо другого.
– Я все равно хотел просить перевести меня в другую камеру. Уелш круглый идиот, – сказал на это Сол.
Спаркс быстро высунул голову из камеры, чтобы посмотреть на происходящее снаружи.
– Запереть двери! – послышалась громогласная команда, отданная Барраттом.
– Нам надо быстро вернуться к себе?
– Не надо. Оставайтесь здесь. Они просто хотят убрать всех из крыла, чтобы устранить следы избиения, – сказал Ашер.
– Как думаете, его прикончили? – спросил Спаркс.
– А тебе лишь бы хреновы сплетни собирать, – резко оборвал его Сол.
– Мне пойти взглянуть? – предложил Кензи.
– Не парься. Он явно живой. Иначе началась бы суета покруче этой, – сказал Сол, которому, как обычно, не изменил здравый смысл.
– Сосиска и пюре, вот чего я хочу, и только-то, – проворчал Спаркс.
– Хватить уже нытья про столовскую отраву! – рявкнул на него Кензи, обвивая руками живот. – По крайней мере, если готовить будет не Уелш, мы к ужину можем получить что-то съедобное.
Гэбриел ел немного и успел похудеть с тех пор, как угодил в тюрьму, но загвоздка заключалась в том, что каждая трапеза была настолько скудной, чтобы заключенный мог продержаться до следующей, а потому любая задержка становилась ненужной жестокостью, лишним злобным напоминанием, где они находятся. Можно почти уговорить себя и притвориться, привыкнув к повседневной рутине, что все хорошо и такое положение не продлится вечно. Но потом вдруг осознать, что считаешь завтраки, обеды и ужины, помогающие выжить в тюремных стенах. Гэбриел замечал людей, явно употребляющих наркотики даже здесь, но понятия не имел, где они их берут. Впрочем, и не желал ничего знать об этом. Ему посоветовали, для его же блага, до судебного заседания вести себя как можно незаметнее.
– Ладно, парни, теперь можете получить свою еду. – В дверь камеры постучал несколько растрепанный Барратт.
Гэбриел заметил, что этот охранник всегда выглядит взъерошенным и пахнет от него не слишком приятно. У него внешность человека поизносившегося, который уже не в состоянии придерживаться общепринятых стандартов. Может, он развелся, теперь живет один после многих лет в браке и никак не свыкнется с переменами. Он ходил в потертых ботинках, швы обтрепались, а мундир украшали многочисленные пятна, которые, казалось, легко оттереть, стоит лишь попытаться. Словом, впечатление создавалось такое, будто Барратт махнул на себя рукой. Или такого рода апатия рано или поздно нападает на всех, кто служит в тюрьме?
Они вышли из камеры, Ашер следовал за ними в двух шагах позади. Незнакомый заключенный шваброй смывал кровь с нижних