Не успел он договорить эти слова, как вблизи послышался конский топот. Явилось множество всадников, брони которых сверкали при трепетном блеске луны. Раздался звон оружия, когда они, соскочив с коней, окружили своего удалого предводителя.
– Ну теперь прощай, друг! – сказал Чурчило, крепко обнимая Димитрия. – Она забыла меня! Но ты вспомни меня, умру не умну, а помчусь рассеять тоску-кручину или прах свой.
– Как! – воскликнул Димитрий. – И ты думаешь, что я пущу тебя одного без себя! Да мне и большой Новгород покажется широким кладбищем.
– Нет, Димитрий, – сказал Чурчило, – не жертвуй: у тебя дряхлый отец. Прости!
Закинув на руки поводья, он прыгнул в седло и вмиг исчез с своею дружиною.
Димитрий остался один.
– Да ведь отец мой любит больше стяжать сокровища, чем дорожить сыновнею любовью, – задумчиво говорил он сам себе, вспоминая последние слова Чурчилы.
– Ты покинул меня, так я тебя не покину! – воскликнул он.
Луна скрылась в это время за облако и открыла его погоню за своим другом-братом.
XII
В доме Фомы
В день столкновения Чурчилы с посадником Фомой последний не возвращался домой из думной палаты до позднего вечера.
В доме посадника еще никто не знал о происшедшей распре жениха с отцом невесты, а потому по обычному порядку в дом к нему собрались на свадебные посиделки девушки – подруги невесты, которая еще убиралась и не выходила в приемную светлицу. Гостьи, разряженные в цветные повязки, с розовыми лентами в косицах и в парчовых сарафанах, пели, резвились и играли в разные игры, ожидая ее.
Скоро по извилистой лестнице, ведущей в эту светлицу, раздались стуки костыля и в дверях показалась, опирающаяся на него, сгорбленная старушка в штофном полушубке, в черной лисьей шапке и с четками в руках.
Девушки, завидя ее, кинули игры и, бросившись к ней навстречу, закричали:
– Ах, Лукерья Савишна, матушка! – подхватили ее под руки и начали с нею шутить, приглашая побегать да поплясать с ними.
– Ох, полноте, резвуньи, – говорила старуха, садясь в передний угол, кряхтя от усталости и грозясь на них костылем, – у вас все беготня да игры, а я уж упрыгалась, десятков шесть все на ногах брожу. Поживите с мое, так забудете скакать, как стрекозы или козы молодые. Да где же мое дитятко, Настенька-то?
– Она еще не выходила, а мы уж давно собрались жениха да гостей встречать хоть издали, – сказала одна из девушек.
– Пожалуй, мы вместо ее тебя повеличаем, Лукерья Савишна, – промолвила другая. – Запеть, что ли?
– Пошлите вы, – отвечала старуха, – провеличайте тогда, когда мне скоро уж запоют вечную память!
– Полно, что ты, Христос с тобою, Лукерья Савишна! Разве на свадьбе о похоронах думают? – вскричали все девицы, всплеснув руками.
– Да к тому уж время подходит,