«Не нахожу слов благодарить тебя, сердечный друг! – писал Суворову Потемкин. – Да восстановит Бог твое здоровье для общих трудов!»
17 октября Кинбурнскую победу праздновали в Петербурге. Императрица с удовольствием рассказывала приближенным подробности сражения. Во дворце был большой выход. Реляцию читал вслух вице-канцлер Безбородко. Вельможи приносили Екатерине свои поздравления. Затем был отслужен молебен. В Казанком соборе с коленопреклонением и с пушечной пальбой. Там реляцию читал губернатор, которого четырежды просили ее повторить.
– Старик поставил нас на колени! Жаль только, что его ранили, – говорила Екатерина.
В собственноручном письме она изъявила Суворову благодарность: «В первый раз по начале войны благодарили мы Бога за победу и одоление над врагом и читали в церкви деяния ревности, усердия и храбрости вашей. Объявите всем наше усердие и благодарность. Молим Бога, да исцелит раны ваши и восставит вас к новым успехам».
Подвиг Суворова был награжден высшим отличием империи – орденом Андрея Первозванного.
– Он заслужил его верою и верностью! – заявила Екатерина.
Сам Суворов писал в те дни своей дочери Наташе, учившейся в Смольном монастыре: «У нас была драка посильнее той, когда вы друг друга за уши дерете. И так мы танцовали: в боку картеча, на руке от пули дырочка, да подо мною лошади оторвало мордочку! То-то была комедия – насилу через восемь часов с театра отпустили. Я только что возвратился – проездил 500 верст верхом. А как у нас весело: на море поют лебеди, утки и кулики, на полях жаворонки, синички, лисички, а в воде стерляди, да осетры – пропасть! Прости, мой друг, Наташа! Знаешь ли, что матушка императрица пожаловала мне андреевскую ленту за Веру и Верность?»
Награды были щедрые. Офицерам – георгиевские кресты, золотые и серебряные медали, да повышение в чинах. Екатерина лично укладывала в коробочку орденские ленточки. Солдатам – серебряные медали и денежные выдачи по пять целковых.
Биограф Суворова А. Петрушевский писал: «Дело 7 июня было первым, но, конечно, не последним; в том порукою служили и сила турецкого флота, и личные качества Гассан-паши. Суворов не упустил этого соображения из вида и, оценив важность положения Кинбурнской косы для морских действий на лимане, положил тотчас же вооружить ее батареями. По его указанию принялись немедленно за работу; возведены были две батареи на 24 пушки, устроена ядро-калительная печь, и все это по возможности замаскировано. Батареи отстояли от Кинбурна на 3 или 4 версты, следовательно, требовали особых оборонительных средств. Суворов расставил в этом промежутке 2 батальона, четырьмя отдельными частями. Половина людей стояла постоянно в ружье, другая