рода игр с огнем. Вот и получается, что «благочестивая» церковная реформа стартовала ориентировочно в сентябре – октябре 1648-го. Ее совместили с приездом в Москву депутатов Земского собора, чтобы те прослушали «лекции» отца Иоанна и разнесли по стране благую весть. Храм на Красной площади ему подобрали не без умысла. Если не все, то большинство выборных от уездов и городов, естественно, в нем побывало, и неоднократно. А с открытием Уложенного собора никто конечно же не медлил. Уже 16 июля особое совещание высшей светской и духовной знати предписало «выбрати из стольников, и из стряпчих, и из дворян московских, и из жильцов, из чину по два человека, также всех городов из дворян и из детей боярских взяти из больших городов, опричь Новагорода, по два человека, а из новгородцев – с пятины по человеку, а из меньших городов – по человеку, а из гостей – трех человек, а из гостинныя и из суконныя сотен – по два человека, а из черных сотен и из слобод, и из городов с посадов – по человеку». Кроме того, в тот день сформировали кодификационную комиссию во главе с боярином Н. И. Одоевским с заданием в архивах «на всякия государственныя и на земския дела собрать… государские указы и боярские приговоры», которые со «старыми судебниками справити». И по каким «статьям» резолюций царских или боярских «не положено», по тем «написати и изложити… общим советом» свои предложения, «чтобы московскаго государства всяких чинов людем, от большаго и до меньшаго чину, суд и расправа была во всяких делех всем ровна».
Провинциальным делегациям велели приехать в Москву «на Семен день 7157-го году», то есть к 1 сентября 1648-го. А пока в глубинке решали, кому заседать на соборе, в Белокаменной творилось сущее безобразие: в течение июля – августа многих героев июньской революции арестовали и по надуманным обвинениям – мол, «играли в карты или зернь, или продавали табак и водку» или еще что-либо – выслали из Москвы «за сто первый километр». Зачем? Общепринятое мнение: партия Морозова мстила народным вождям за дни страха в июне. Вариант менее популярный: постарались избавить земские региональные депутации от сношений с мятежными приходами. А что если верно иное: не мстительность и недоверие к соотечественникам сподвигли власть к репрессиям, а куда более «уважительные» причины.
Кого выпроваживали из столицы перед Земским собором? Тех, кто позвал и вывел тысячи людей на «баррикады». Все они пользовались в приходах большим авторитетом. Недаром, по свидетельству Поммеренинга, многие жалели об их ссылке и стремились добиться помилования. Но тщетно, ибо опальные вожди умели разговаривать с народом и, разумеется, могли составить нешуточную конкуренцию официальному царскому проповеднику – Ивану Неронову. Не дай бог, из среды вчерашних бунтарей выйдет талантливый и достойный оппонент отцу Иоанну. О чем при таком раскладе будут участники собора рассказывать по возвращении домой? Не об одной правильной, «благочестивой» точке зрения, а как минимум о двух. И еще вопрос, за какой последует большинство
