Профессор сгорбился, ковырял осторожно ложкой в котле. Кто-то из стариков протянул ему кувшин, и гость жадно из него отхлебнул.
– Что ж ты, мил человек, – вздохнул дед Степан, – делать теперь собираешься? Нешто так и останешься в овраге лежать? Мы-то все по домам. Хоть и забыли нас теперь внуки, а все ж честь по чести в домовине похоронили, у деревни родной. А тебе-то, бездомному – тоскливо небось, бесприютно? Чего тебе тут выжидать?
– А что, есть другие варианты? – удивленно вскинул профессор глаза, пытаясь рассмотреть лицо Степана сквозь разбитые очки – шутит или нет?
– А это ты вот ее спроси, – Степан кивнул на Меряву. – Бабу Меряву-то нашу. Она из нас одна этакими делами ведает.
Звякнули подвески – Мерява, подавшись вперед, всматривалась в профессора.
– Не дожил ты, – сказала она задумчиво. – И когда жил – не жил. Многое у тебя было – да тебя самого и не было. Тебе бы снова родиться. Жизнь свою непрожитую вывести в мир, как при твореньи задумано.
– То есть… как? – поперхнулся профессор. – Заново?
Мерява кивнула.
– Много в мире таких семей, кто хочет детей, зовет их – а они не приходят. Один род их ведает, почему. Таким людям ты радость можешь дать, род их продолжить, в старости обогреть. И сам в их роду начать все сначала. Дожить недожитое и приумножить.
Профессор сглотнул, посмотрел почему-то на свои руки – так, будто видел их впервые.
– Вы знаете, в юности я мечтал… Но я… Каким же образом… То есть каков метод… Тьфу, какую чепуху я несу…
– А это уж моя забота, – улыбнулась Мерява. – На то я Мерява – Мирская Мать. Так давно в здешнюю землю легла, что и сама землей стала. И язык мой, и имя мое забылись, и стала я просто Мерявой – всем здешним людям матерью. Кто ко мне с добром придет и матерью назовет – тот заново в мир прийти сможет, жизнь свою начать сызнова. Лучше прежнего.
– Но как же… – профессор растерянно оглядел стариков. – Если так можно – почему же вы все не вернулись в мир?
– Некогда нам по миру-то разгуливать, – ворчливо отозвался дед Кузьма. – У нас дело есть: внуков ждать, деревни свои да хутора хранить. А ну как вернутся?
– Вот молодые-то наши все с погоста разбежались, – вздохнула бабка Марья. – И детишки тоже. Всем Мерява новые семьи нашла. Да и то – они свое не дожили. А мы старики – у нас век на миру долгий был. Можем теперь и в земельке родной полежать, отдохнуть, внукам новые силы скопить.
– Ну как вернутся они – а нас и нету? – заволновалась одна из старушек. – Кто ж их тогда от беды оборонит, кто совет подаст? Нет, нам в мир покудова недосуг!
– Вот вернутся, сызнова в землю родную корнями врастут – тогда можно и нам погулять!
– А я б и сейчас погулял, – усмехнулся дед Степан. – Да от старухи своей уходить не хочу. А то что ж это – я сызнова в мир приду, парнем стану, потом мужиком, а она все в земле лежать будет? Мне тогда что – бобылем оставаться? Или бабу другую искать?