Сад, в котором не вянут цветы. Анна Зальцман

и особенно, своих родителей. Прости отца, прости мать и сама попроси прощения у них, даже если ты считаешь, что не обязана это делать. Это нужно для твоего душевного покоя и счастливого будущего!

      А ещё – благодари Вселенную! Не важно, за что. За страх, за боль, за трудности, за радость, за любовь и счастливый случай… За всё. За хорошее и за плохое.

      Очищай свою память от прошлого, иначе у тебя не будет будущего. Оставь в своей памяти только самое приятное и позитивное, то, что поможет идти вперёд. Если будешь зацикливаться на болевых воспоминаниях из твоего детства, то твои страдания не закончатся никогда, – закончил монах и протянул плачущей Стелле бумажную салфетку.

      – Через несколько лет директор той компании, где я работала секретарём, сменился. Наконец-то мои мучения и унижения закончились, но, к сожалению, все вакансии к тому моменту в юридическом отделе были уже заняты. Я продолжала учёбу в университете, с упоением слушала лекции заезжих московских профессоров и немосковских кандидатов наук и мечтала о профессиональной карьере адвоката. Снова, как в детстве, в моей голове возникали разные картинки: я стою в зале суда, а рядом – мой подзащитный – молодой человек, вышедший на несанкционированный митинг к зданию Администрации города. В передней части зала, за своим чёрным столом сидит серьёзный толстый судья в больших круглых очках и говорит: «А теперь слово предоставляется адвокату Зубановой Стелле Александровне…Ну и так далее.» Вот такими реалистичными казались мне мои старые добрые мечты.

      После работы я частенько заходила в городскую библиотеку, чтобы подготовиться к зачётам и экзаменам. В один из будних дней, я сидела за столом в читальном зале и просматривала правовые статьи в журналах, как неожиданно, за моей спиной, послышался приятный мужской голос: «Можно я подвезу вас домой, когда вы закончите?»

      Я повернула голову назад и, встретившись взглядом с незнакомым высоким мужчиной, недолго думая, ответила: «Хорошо».

      Он спросил, как меня зовут и представился сам. Его имя было таким же необычным, как и его внешность: звали его Радиф, и он был прекрасен, как какой-нибудь арабский шейх. А черты его лица напомнили мне лицо того самого Ричарда Гира, если бы к нему можно было добавить восточного шарма.