Алексей Григорьевич Рогозин переживал вторую молодость. Если бы кто-нибудь, сумев заглянуть в его душу, осмелился хоть намеком посмеяться над этим, Рогозин просто набил бы ему морду – беспощадно, как во времена далекой теперь юности, когда право встречаться с красивой девушкой из другого двора или района зачастую приходилось отстаивать в яростных кулачных боях, чем-то похожих на смертельные схватки гладиаторов. Хотя какие там гладиаторы? Это были бои молодых самцов из-за соблазнительных самок. И теперь вновь первопричиной физического и душевного подъема Рогозина была женщина. Прекрасная женщина, которую он боготворил, называя про себя разными ласковыми именами.
Черт с тем, что она моложе его больше чем вдвое, наплевать на возможный разрыв с семьей, на готовый разразиться громкий скандал, если об их отношениях пронюхают пронырливые журналюги. Блаженство души и тела, которое она дарила, стоили еще не таких жертв, а невыразимое счастье ощущать себя вновь двадцатилетним заставляло на все махнуть рукой и жадно, захлебываясь, пить эликсир молодости, приготовленный для него драгоценной Полюшкой.
Но, как ни крути, а с возрастом приходит мудрость, и, когда тебе уже за пятьдесят, прекрасно осознаешь: такое не может продолжаться вечно! В один ужасный день все обязательно рухнет, а ты сам можешь не уцелеть под обломками собственного счастья. И станешь гнаться за призраком ускользнувшей мечты, которая оставит в душе горький осадок несбывшихся надежд и разочарований.
Нет, лучше не задумываться ни о чем, тем более, никогда не отдадут его на растерзание щелкоперам, пока Сам благоволит. По этой же причине и жена даже не пикнет, дабы сразу не потерять слишком многого. А что до гнилых слухов, то они теперь циркулируют по городам и весям с завидным постоянством, и никто не застрахован от того, что завтра о нем не пустят какую-нибудь скабрезную сплетню.
Гори огнем все сплетни и чужие мнения – у Рогозина своя колоколенка, и с нее виднее. А как все выглядит с чужой, Рогозина не волновало.
Кстати, счастье с Полюшкой ему подарила дружба с Леонидом Сирмайсом – очень энергичным и деловым человеком, сумевшим сколотить огромное состояние и практически подмять под себя некоторые отрасли сырьевой промышленности. Свел их референт Сирмайса Володька Антипов, с которым Рогозин когда-то учился. На дружеской встрече однокашников Володька – теперь уже солидный и успевший изрядно поседеть Владимир Серафимович – сделал Лешке, превратившемуся в Алексея Григорьевича, ряд заманчивых конфиденциальных предложений. Рогозин подумал и ответил согласием.
Спустя несколько дней состоялась встреча с самим Леонидом Сергеевичем Сирмайсом, обставленная как в детективных романах: чтобы никто, нигде и ничего! Леониду было около шестидесяти, но его активности и напористости мог бы позавидовать любой ухватистый тридцатилетний делец. Рослый, широкоплечий, коротко стриженный, неподражаемо элегантный, вежливый и умный Сирмайс, обладавший к тому же тонким чувством юмора, умел располагать к себе, и Рогозин довольно быстро