Удивленные горожане выглядывали из своих домов, показывая пальцами на невиданное до этого шествие. Матери прижимали к себе детей, опасаясь, как бы невероятная процессия не поглотила их подобно разлившейся весной реке. Молодые девицы с ужасом убегали, сраженные невероятным амбре, исходящим от этих голодранцев. Отцы семейств вставали у дверей своих домов, вооружаясь топорами и дубинами. Свеча горела на ветру, близился конец света!
Вдруг на одной из боковых улиц послышался стук копыт и наперерез нищим вылетел отряд замковой охраны. По команде сто прославленных лучников вынули из колчанов по стреле и натянули тетиву. Толпа застыла, ожидая кровавой развязки.
Пятьдесят копейщиков за спинами у лучников готовились сразить смутьянов копьями. Офицер занес над головой меч, намереваясь дать сигнал своим людям, как вдруг в рядах военных послышался ропот, и тут же лучники начали опускать свои луки, а копейщики в ужасе бросать на землю копья и мечи.
– Королева! Это же сама королева! – раздалось сразу же несколько голосов.
Офицер поспешно убрал меч, сделавшийся вдруг преступным, и, спешившись, опустился на колени перед Ее Величеством королевой Франции Изабеллой де Эно. Его примеру последовало полтораста воинов стражи.
Слабо улыбнувшись военным, королева сняла со свечи нагар и, всхлипнув, простерла перед собой руки, умоляя пропустить ее во дворец к мужу.
Ошарашенный офицер тотчас дал своим людям команду расступиться, после чего нищие прошли за королевой ко дворцу, где посреди двора поджидал ее плохо скрывающий негодование Филипп Август.
Признаться, королева Франции Изабелла де Эно давным-давно уже надоела своему августейшему супругу, и не далее как вчера он самым вежливым образом попросил Ее Величество пойти вон, после чего интриганка немедленно удалилась в неизвестном направлении, не взяв с собой ни одного платья. Теперь король ожидал вполне закономерный визит святош или родни Изабеллы, которая была вправе требовать возврата ее приданого. Но Ее Величество поступила умнее. Она взбаламутила самых бедных людей Санлиса, подняв их на свою защиту. Отказав им, король рисковал вызвать невиданное до этого народное возмущение.
Чувствуя унижение и гадливость, Филипп Август глядел на нанесшую ему столь подлый и жестокий удар женщину, проклиная ее на чем свет стоит. Крики в толпе сделались громче, в то время как стража, посланная утихомиривать народ, теперь жалась по углам, точно побитые собаки. Филипп Август чувствовал себя так, словно его только что принародно высекли на площади.
Еще бы – ведь не далее как в полдень, то есть через несколько часов, собранная по его приказу ассамблея прелатов и сеньоров должна была утвердить развод между королем и его супругой. Поводом для такого решения должен был стать свежесфабрикованный факт кровного родства, в котором якобы