С яблоками.
В этот момент выглянуло солнце, и отчаянным лучом подсветило невозможную праздничную зелень фруктов.
Весеннюю.
Инородную в Элкином светло-сером коридоре.
Схватив, аж светящиеся яблоки, я уже почти вышла, когда странный скрип привлёк моё внимание.
Дверь в спальню была неплотно закрыта. И в этот момент, когда я дёрнула входную, впуская воздух, от сквозняка, гуляющего в подъезде, хлипкая преграда не выдержала и со скрежетом отодвигая придерживающий её стул, поползла, приоткрывая сокровенное.
Элкина спальня предстала перед моими глазами во всей своей откровенности.
И мой Женька, развалившийся на кровати, судорожно пытающийся скомкавшейся простынкой прикрыть наготу.
Вторая глава
– Женька-а-а? – взвизгнула от удивления я на последнем слоге, – это так ты работаешь в поте лица? Аки пчела! Весь в трудах, значит… Со всех нектар сосёшь… Шмель мохнатый!..
От изумления я никак не могла совладать с голосом, и он вихлялся, как собачий хвост. То в визг, то в рычание.
Никак не верилось. Увиденная картина не вписывалась в моё миропонимание. Ну не мог мой нежный и ласковый, кроткий Женечка так поступать. Он же трусоват! Слишком хрупкий и возвышенный для таких фортелей.
– Лисонька, это не то, что ты подумала! Только не нервничай! – запричитал этот работник сферы услуг, выставляя вперёд раскрытые ладони, при этом шелковая Элкина простынка потекла плавно вниз, обнажая все его намерения.
Понаобучали его на свою голову! Намерения у него открытые!
– Неужели это не то, что я думаю? – прошипела, делая шаг вперёд.
Женька активно закивал головой, да так, что стало страшно. Отвалится же сейчас головушка с тоненькой шейки.
И такая меня злость взяла, волной поднимаясь из живота за мгновение. Затапливая всё вокруг красной пеленой. Жаром заливая от макушки до кончиков покалывающих пальцев.
Ах ты ж тварь брехливая! Работничек!
И, размахнувшись, я резко, как учили, запустила своим коронным семиметровым крученным. Яблоком раздора прямо в лоб этого предателя.
Есть!
Раздался звучный бум-с. Яблоко лопнуло, и сок брызнул во все стороны, пачкая шёлк простыней и светлые обои спальни.
Женька рухнул на кровать, как подкошенный. Словно поверженный боец, раскинув руки и выставляя на всеобщее обозрение свою наготу. Его рыжие кудри картинно разлетелись вокруг головы шёлком к шёлку.
Элка, всё это время стоявшая с некрасиво распахнутым ртом в проёме, ведущем на кухню, завизжала истово, кидаясь к Женьке, причитая и всхлипывая.
Хрупкая Эллочка, ценительница прекрасного. Возвышенная и утончённая, брызгая слюной, орала словно потерпевшая.
– Что ты наделала, дура? Что мне с ним теперь делать? – добавляя площадной брани, кудахтала, сверкая голыми ногами, соседка.
Я огляделась, будто впервые замечая Элкину квартиру. С обоями в комнате, которые мы, кстати, смотрели вместе с Женькой.