– Как сделаешь, найди меня. Я буду на втором этаже, в нумерах. И руки вымыть не забудь!
Я закивала.
Хотелось есть. Ужасно. После того как я битый час моталась с коромыслом от колодца до тех бездонных бочек, ноги едва держали. И грядки с помидорами, высокими, подвязанными к кольям, казалось, тянулись на лигу. Но сорняков там было преизрядно – а я, как нагнусь, перед носом всё плывёт. Потому что ела в последний раз вчера ещё до заката. Два сухаря и немного орехов. Но сейчас хоть напилась. Колодезная вода оказалась хорошей, холодной и сладкой.
– Син, так, что ль, тебя? Иди обедать! – послышался голос Марки от дверей.
Ох, как вовремя. У меня уже в глазах черно и кишка кишке кукиш кажет. Я сейчас за горбушку с половинкой огурца да с солью готова убить тем коромыслом!
Ополоснув руки и лицо в кадке, засеменила вслед за Маркой вглубь дома. И впрямь, едой пахнет, похлёбкой, да так, что рот слюной наполнился.
Зашли на кухню, где у стены стоял большой стол. За ним уже сидели Варек, два парня и незнакомая девчонка. Марка ткнула пальцем в деревянный стул, перед которым стояла большая глиняная миска, доверху налитая горячей красноватой похлёбкой. На доске в центре лежал порезанный толстыми ломтями круглый каравай. А рядом, на блюде, огурцы с помидорами. Ой, роскошество какое!
– Это Син, новенькая. Син, запоминай, – начала тыкать пальцем Марка в тех, кто уже ел, – это Долгар, он конюх. – Жующий хлеб темноволосый дядька лет тридцати кивнул головой. – Это Иргай, он на все руки мастер, на подхвате, а по вечерам вышибалой работает. – Плечистый белобрысый парень напротив моего места уставился мне в лицо, хмыкнул, подмигнул, заставив меня потупиться. Марка грозно насупилась: – Долгар, Иргай, чтоб без глупостей! Девку работать взяли, а не вас развлекать. Увижу, что пристаёте, скажу Вареку, сами знаете, что будет. – Белобрысый скривился и уставился в миску. Марка кивнула и продолжила уже мягче: – И последняя – Уна. Ты с ней спишь в одной комнате, – ткнула в русую девку чуть постарше моих лет на стуле рядом.
Я обрадовалась – может, подруга будет, расскажет мне, что тут и как.
Уна и ухом не повела на речь Марки. Как носила равномерно ложку от миски ко рту, так и продолжала носить. Я тоже вцепилась в ложку. Пока ясно главное – кормить, как обещали, будут. И, если что, защитят и от своих, и от чужих. А со временем всё узнаю. Лишь бы сразу не выгнали!
Миску с пряной рисовой похлёбкой я опустошила за три минуты. А потом ещё подтёрла ломтём хлеба дочиста. Хорошо-то как!
– Син, сейчас поможешь Уне здесь убраться, ополоснуть посуду, и начинаем готовить ужин для гостей. Всех, кто служит тут постоянно, ты теперь видела. Ещё несколько человек приходят из деревни, работают подённо. С ними познакомишься позже. И не ленись!
Да я всегда! Пусть только скажет, что делать надо!
В зал, где шумели приезжие и завсегдатаи «Красной гусыни» – я наконец-то узнала, как называется постоялый двор, – тем вечером меня не посылали. Я только таскала тяжелогружёные