В общем: если бы этот Флинт по мне ударил, а не хлопнул – меня бы тут и похоронили. Ну,то что бы осталось. При этом – убивать меня или даже увечить он явно не собирается. Заметно сдерживается даже со своими хлопками. Больно, синячищи будут (а это через комбез!) но это именно хлопки. Типа “указывают зарвавшемуся молокососу его место”. Ну-у-у, это они зря, резонно решил я, просто драпая от Флинта. Бегал и искал Путь – единственный мой шанс в “гуманном” отношении колобка. Чисто на будущее понятно, что рукопашная с такими чудовищами возможно только в тяжёлой экзоброне. А лучше – на Бронзовом. А без этих нужных атрибутов – стрелять и не подпускать к себе, ни в коем случае!
Но это – на будущее. А вот сейчас как-то путь не складывался. Бегать я могу долго, но как-то совсем по дурацки выходит.
– Да прекрати ты бегать и дерись, как мужчина! – наконец сказал первые услышанные мной слова Флинт.
– Я – так и дерусь, – на бегу сообщил я. – А не как перекаченная груда мышц!
Была надежда, что разозлится – ну может подставится как-то… Но нет, только заржал и продолжил за мной кататься, сволочь такая!
Но, в процессе своего стратегически мудрого смещения, взгляд упал на Олафа. Он смотрел напряжённо, восторгов не выказывал, а у меня появилась такая, бледная намётка на Путь. Потому что Олаф мой ровесник. И есть небольшой шанс, что не сообщал Стальным о нашем первом поединке. Но скорее всего – сообщил. Вот только не думаю, что Нильс – отдельный старый пердун, засрански считающий, что все, кто не застал Большой Взрыв – молокососы. Видимо такое дурачьё – большинство среди Стальных. И есть шанс, пятьдесят на пятьдесят, что мой противник не в курсе как я справился с Олафом. А учитывая, насколько в своё время это парня удивило – это шанс. И, подозреваю – единственный.
Да и вообще – достало меня бегать! Сделать я с этим колобочищем ничего не могу, ну разве что язык показать, жесты глумливые и пообзываться до кучи. Всё это сделать может и хочется, но после такого – я сам себя молокососом считать буду, вне зависимости от мнения всяких там старых пердунов. А значит – надо огрести от колобочища. Просто так “сдаваться” глупо, он не “поведётся”. Нужно показать, что я вот-вот развалюсь, чтоб он меня не хлопал, а поймал в захват. Типа, чтоб я сдался, хех.
Правда организм на мои мысли ответил непониманием. Если бы у него была возможность – точно бы вышел на какую-нибудь манифестацию, с плакатом “Мой хозяин – дурачьё! Даёшь другого!” и всякое такое. Но возможности такой у него не было.
И следующие пять минут я отбивался об хлопки колобка и оббивал об него руки и ноги. Болело всё, да и вообще возникало ощущение, что я сам себе больнее делаю. В том, что я “сливаюсь” – я уже сам не сомневался. И Флинт “повёлся”: на очередной покачивающийся отскок (а я, блин, практически не играл!) он подкатился ко мне, хватая за поясницу и держа на весу. Постепенно сжимая, точно так же, как Олаф в своё время.
Мимоходом обрадовавшись, что я охренительно умный, я сверился с диагностическими