Сон в летнюю ночь. Анна Корнова

множество людей, и все они рассматривали идущую за Платоном Дмитриевичем Викторию. И хотя Вика не могла одобрить внешний вид здешних обитателей: «чего таращитесь, сами чучела огородные», – но ощущала себя в высшей степени некомфортно. Она даже за хлебом в булочную с ненакрашенными ресницами не выходила, а чтобы к толстым колготкам надеть туфли на шпильке – такого зашквара с Викторией не могло приключиться ни при каких условиях – лучше уж босиком. А здесь десятки людей смотрят на её неуложенные волосы, на идиотскую косыночку, абсолютно не гармонирующую ни по цвету, ни по качеству с её нелепым платьем расцветкой «весна на кладбище» – мелкий цветочек по темному фону. Лучше было бы ей оставаться в карете с амбалами валуевского типа и носа на улицу не высовывать.

      Так, сопровождаемая любопытными взглядами, шла Виктория за Платоном Дмитриевичем по бесчисленным, как ей показалось, комнатам и переходам. Паврищев много раз объяснял Виктории, как нужно войти, как поклониться, где встать, когда входишь в покои самодержицы. Но когда они наконец оказались перед монаршими очами, Виктория позабыла всё, чему её учили. Не то, чтобы Анна Иоанновна была грозна или, тем более, ужасна, напротив, вместо ожидаемой монументальной фигуры царицы на троне, Виктория увидела обычную полноватую тетку с веселым лицом. Опешила Виктория из-за множества странных людей: карлики, горбуны, калеки заполняли комнату.

      – Ну, давай, покажись, московская гостья, – усмехнулась Анна Иоанновна.

      «Гостья! Гостья!» – загалдели нелепые фигуры, а одна, непонятно, мужчине или женщине принадлежащая, вдруг села на корточки и, кудахча, как курица, стала изображать, что снесла яйцо.

      «И это царские палаты! Скорее всего, я реально оказалась в огромной психушке. Прежде были филиалы, а вот теперь я в главном корпусе», – в который раз за последнюю неделю подумалось Виктории.

      – Ну-тка, тише! Ишь, расшумелись, – Анна Иоанновна повысила голос.

      Никто особенно не испугался, но кудахтанье, блеянье и безумные причитания немного поутихли. «Вот тут человек и теряет гордое имя», – определила своё местоположение Вика. Ей, как всегда, пришел на ум афоризм из социальных сетей – её главного источника информации.

      – Подойди-ка поближе, – Анна Иоанновна кивнула Виктории. – А вы прочь пошли, надоели! – это уже шутам и шутихам, небрежно, ни на кого не глядя, но те сразу, толкаясь и кланяясь, попятились к дверям. – И ты ступай, обожди в кавалерской, – а это Платону Дмитриевичу.

      – Рассказывай, каким ветром тебя к Соболевскому-Слеповрану занесло, – голос императрицы звучал строго, но в лице ничего кроме любопытства не читалось.

      Виктория начала отвечать императрице, но, сама не понимая зачем, рассказала историю про ядский яд, найденный в сумке Вуколова, с самого начала: как пять лет назад ехала в южном поезде на верхней полке, а напротив, на такой же верхней полке, лежал голубоглазый, белозубый Вуколов – мужчина всей её жизни. Надо же