Инна отключилась. Фёдор успел умыться. Она перезвонила и прокричала:
– Больше ты никогда меня не увидишь! Понял?
– Инна, мне серьезная работа предстоит, а ты из меня душу выколачиваешь!
– Душу? А она у тебя есть?
– Господи боже мой! – заорал он.
Они ругались и пререкались еще примерно полчаса. Потом Инна остыла. А он выдохся.
– Я знаю, как проверить, что ты не врешь насчет работы, – сказала она. – Ты будешь присылать мне сценарий.
– Отлично! Вот и решение.
– Сегодня начнешь?
– Нет, конечно. Я даже договор еще не подписал. Да и не придумал пока ничего толкового.
– Даю тебе неделю.
– Хорошо, попробую через неделю что-нибудь прислать.
– Не надо пробовать. Просто напиши и пришли. Хотя бы пару страниц.
– Ладно.
– Я люблю тебя!
– И я тебя люблю!
Помаявшись, Фёдор спустился на улицу. Дождь все моросил. Народу в рюмочной было мало. Он взял сто грамм. «Сама виновата, – подумал он про Инну. – Нечего было мне мозгоебку устраивать».
Подошел мужик с синеватой щетиной на одутловатых щеках и в мятой коричневой шляпе.
– Вроде знакомы? – сказал он.
– Нет, – ответил Фёдор.
– Лукьянов.
– Кто?
– Я.
Фёдор промолчал. Хотелось поскорее выпить и чтобы никто не маячил поблизости.
– У меня на языке какая-то опухоль выросла сбоку, – сказал Лукьянов. – Посмотришь?
– Нет.
– Почему?
– Я не врач.
– А кто ты?
– Никто.
– Плохо быть никем. Зачем тогда жить?
– Мне нравится.
Лукьянов вытер пальцами сальный нос, дотронулся до шляпы.
– Ладно, пей, не тяни, смотреть уже невозможно.
Фёдор влил водку в рот и с легким отвращением проглотил. Она проползла по пищеводу будто кусок стекловаты и опустилась в желудок тяжелым комом. Он не сдержался и горько рыгнул.
– Приятного аппетита, – сказал Лукьянов и отошел.
«Мудак», – подумал Фёдор.
Заказал еще сто грамм и выпил, не отходя от раздачи. Никто не смотрел. Кассирша игралась со смартфоном. Прошло легче. Стало теплее и веселее.
Он вдруг почувствовал, как сильно любит Инну. Но до чего же ему с ней тяжело и больно! Кто в этом виноват? Его дурь? Или ее дурь? Или им обоим хватает дури?
В легкой прострации Фёдор взял еще сотку, выпил в один присест, поднял ворот и вышел на улицу. Мир слегка перекосился. Предметы утратили четкость. Легко на старые дрожжи и развезло сильнее, чем ожидал.
«Инна, Инна. О чем мне писать? А жить для чего?»
Захотелось повеситься, так чтобы всех прожгло от горя, когда узнают. Но пока поднимался в квартиру, забыл о своем желании и стал думать о Зофии. Почему-то он был уверен, что она не позвонит. И тогда вечером он похмельный сядет в поезд и уедет отсюда навсегда.
Зофия позвонила через пару часов. Он даже успел немного проспаться.
– Разбудила вас? – спросила она.
– Нет-нет-нет, –