Это было именно тем, что сделала бы она. Я ненавидел, когда отец или Миранда обращали на меня внимание. Оно всегда было негативным или доставляло мне проблемы.
– Почему ты врешь? – Я не мог закрыть рот от удивления.
– Почему ты врешь? – она оскалилась. – Ты пойман. Просто признайся! Ты мог убить меня!
– О, моя маленькая голубка. Что этот монстр сделал с тобой? – Миранда уткнулась лицом в шею дочери, обнимая ее. Выглядело, будто она плакала, но я сомневался, что женщина была способна на это.
Я оглянулся вокруг комнаты, ожидая… Что именно я ждал? Что кто-то зайдет в комнату и спасет меня? В мире не существовало человека, который мог бы защитить меня. Я всегда знал это, но вдруг давящее ощущение моего одиночества образовалось у меня в груди, из-за чего стало трудно дышать.
– Вранье – выход для трусов, сын. – Пальцы отца крепко сжались на моем плече, как бы предупреждая меня не продолжать спор. – Признайся и прими последствия, как мужчина.
Он не верил мне.
Он никогда не поверил бы мне.
Ему только нужно, чтобы проблема замялась для него и Миранды, тогда не будет больше криков, ругани и пощечин.
Грейслин, несмотря на то что у нее не получилось все, что получалось отлично у меня, все равно была их любимым ребенком. Нормальным ребенком. Тот, который смеялся, плакал и зевал, когда другие зевали.
Болезненное осознание, что я вправду был одинок в этом мире, буквально ударило по мне.
– Конечно. Я толкнул ее. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что недостаточно сильно. В следующий раз получится лучше, видимо, – проговорил я, убийственным взглядом смотря на Грейслин сверху вниз, стиснув зубы.
А потом к Грейслин пришло понимание. Что все это было правдой. А не частью наших глупых выдуманных игр. Я мог видеть это в ее глазах. Вспышка сожаления, за которой последовал выброс адреналина. Осознание, что, что бы она ни делала сейчас, это работало, по крайней мере, в данный момент. Она наконец выиграла в чем-то против меня.
Но я никогда не позволил бы ей победить. До последнего вздоха.
Я развернулся и выскочил из больничной палаты, оставляя слабые остатки того, что по идее должно было быть моей семьей.
Позже этой же ночью, когда Миранда вернулась из больницы без Грейслин, отец и я ждали в столовой, в тишине смотря на наши руки.
– Дуг, на пару слов, – кратко сказала Миранда, подзывая моего отца наверх. Они закрыли за собой двери. Я же прижался к ним ухом, во рту у меня пересохло. – Слишком много, слишком долго. Это чистое пренебрежение. Я не могу со спокойной душой допустить, чтобы моя дочь стала добычей в руках твоего неуправляемого сына. С меня достаточно, Дуг.
Я знал, что на самом деле бесило Миранду во мне, и проблема была совсем не в данной ситуации с Грейслин.
Я выглядел точь-в-точь как моя мать, ушедшая из жизни Патрис Шаламе.
Я был постоянным напоминанием, что она была жива. Что когда-то она украла Дугласа Корбина у нее. Что если бы не Патрис, то меня бы не