– Приплыли…
В траве лежало тело невысокого полного мужчины лет сорока с перерезанной глоткой. Вокруг валялось какое-то тряпье, видно не понадобившееся грабителям. В том, что это было именно ограбление, сомневаться не приходилось. На лице на мгновение промелькнула грустная улыбка: угоди нож чернобородого на пару сантиметров левее – и я бы валялся не так уж и далеко отсюда.
Присев на лежавший рядом камень, я рефлекторно похлопал по карманам куртки и, не обнаружив в них пачки, раздраженно дернул щекой, вспомнив, что последнюю сигарету выкурил еще до лихорадки. Легкий ветер доносил от трупа запах недавно начавшегося разложения. К горлу подступила тошнота. Что с этим чертовым миром! Рот искривился в горькой усмешке. То же, что и с нашим. Человек всегда остается человеком. Скатиться ему до состояния хищного животного просто, нужно лишь дать понять, что последствий не будет.
Я еще раз осмотрел место трагедии. Тряпье при внимательном рассмотрении оказалось предметами одежды, залатанными или имеющими прорехи. Видимо, по этой причине ими побрезговали грабители. Начиная себя ненавидеть, я подошел ближе и подобрал мешок с длинным разрезом на дне. С детства меня учили, что нельзя ничего брать с кладбища, но сейчас для меня нет ненужных вещей, а этому парню – я взглянул на труп – они теперь без надобности, и хотя моралистом я не был, такое неуважение к покойнику мне претило.
Собрав все вещи, раскиданные по берегу, я остановился над трупом, мое тело пробила судорога; глубоко вздохнув, я пытался задержать дыхание и нагнулся над покойником.
– Извини, мужик, но мне сапоги все-таки нужнее…
Довольно мерзко ощущать себя мародером. В компьютерных играх, в которые играл последний раз, наверное, в старших классах школы, для меня это был нормальный поступок, но вот обирать настоящего мертвеца было не только противно, но и мерзко. Когда я стянул первый сапог, запах разложения усилился, смешавшись с вонью давно не мытых ног, и ударил прямо в нос всем набором неповторимых ароматов. Успев отбежать от мертвеца лишь на несколько шагов, я скрючился в приступе тошноты.
Стоя на коленях и опершись на обе руки, чувствовал, как мое тело пробивали судороги. Через пять минут в желудке не осталось даже воспоминания о завтраке, а наружу выходила только одна желчь. Отдышавшись, я сплюнул горький сгусток слюны в траву и вытер тыльной стороной ладони рот. После чего отер руку о траву. Сделав пару глубоких вдохов, оглянулся на труп. Ничего не изменилось. Мертвец так и лежал, оскалившись в небо широким разрезом горла. Еще раз сплюнув