– Блин. Ну, придётся значит в таком виде с тобой разговаривать, – вздыхаю я. – Лишь бы не вошёл никто, а то неудобно ведь получится, да?
– Отпусти, – тихонько скрипит он. – Отпусти, гад.
Я отпускаю. Мне, в конце концов, не сложно. Он стоит, наклонив вперёд голову и переводит дыхание.
– Я сразу скажу для начала. Ничего не было. Успокойся. Ничего не было. А теперь сядь за стол и послушай. Садись, говорю.
Размашисто поправив разлетевшуюся чёлку, Рыбкин возвращается за свой стол. Я присаживаюсь напротив него и поворачиваю к себе телефон.
– Дочь дома? – спрашиваю, не глядя на него.
Он не отвечает. Я набираю телефонный номер и долго держу трубку. Не подходит.
– Так дома или нет?
– Дома, – зло произносит он.
Я набираю ещё раз и опять слушаю длинные монотонные гудки. Наконец, она отвечает.
– Алло, – слышу я тихий печальный голос.
– Только не бросай. Не бросай трубку.
Она молчит.
– Привет, Наташ. Это я. В общем слушай. Во-первых, тебе нечего стыдиться. Ты не сделала ничего такого, за что может быть стыдно. Ни передо мной, ни перед отцом.
Отец, возможно, так не считает, потому что кулаки его непроизвольно сжимаются.
– Ты очень красивая и смелая девушка, – продолжаю я. – и твоё сердце полно любви. Я тебя тоже очень люблю, Наташ. Это не шутка и не отговорка. Но мы с тобой ещё… почти дети, понимаешь? Не бросай, дослушай. Мне очень хотелось прикоснуться к тебе, обнять и поцеловать.
Рыбкин от этих слов становится просто зелёным, а из ушей у него дым начинает валить, как из внезапно пробуждённого вулкана.
– Но это было бы нечестно по отношению к тебе.
– Ты любишь кого-то другого? – тихо спрашивает она, прерывая молчание.
– Нет, ну что ты, кого? Нет, просто я знаю, как это бывает.
– Откуда ты знать-то можешь?
– Просто поверь, знаю. Ты сейчас думаешь, что влюблена в меня, но очень скоро ты выйдешь в мир, увидишь огромное количество новых людей, классных парней. И вдруг полюбишь кого-то ещё, уже по-взрослому, по-настоящему. Но будешь связана со мной. Понимаешь, что я говорю? Ведь я совсем тебя не достоин.
Она какое-то время молчит, а потом коротко спрашивает:
– Ты дурак?
Конечно, дурак, раз ничего лучше этой кретинической хрени не смог придумать.
– Наташ, я с батей твоим поговорю, он мужик нормальный и тоже тебя любит. Ты просто веди себя, как всегда и всё. Хорошо? И… я зайду к тебе?
– Нет! – говорит она и вешает трубку.
Я тоже вешаю и смотрю на Гену. А он – на меня.
– Ну что, нормальный мужик, всё понял? – спрашиваю я. – Или разжёвывать надо?
Он только головой качает.
– Смотри, не дави на неё, подобрее будь. Я вот смотрю на вас с ней и понять не могу, как оловянный твердолобый солдафон вроде тебя смог воспитать такую чудесную девушку. Это, я полагаю, не благодаря, а вопреки тебе… Ладно, пошёл я.
Я протягиваю ему руку и он, на мгновенье задержавшись,