Ученика, которого еще даже не видели.
Они дошли до театра. Райен посмотрел на своего близнеца – теперь уже он пребывал в задумчивости.
– Знаешь, Рафал, с тех пор как мы были подростками, ты стал куда угрюмее.
– Мы уже сто лет как подростки, – ответил Рафал.
– Именно, – сказал Райен. Затем он уперся ладонями в деревянные двери и распахнул их.
Глава 5
Как и большинство детишек из Бескрайних лесов, Аладдин считал, что в Школе Добра его ждут драки на мечах, красивые девочки и ночные проделки в общежитиях.
Чего он не ожидал, так это обилия правил.
– Правило номер десять, – сказала профессор Мэйберри, декан Школы Добра, элегантная темнокожая женщина, стоявшая настолько прямо и произносившая согласные звуки настолько резко, что у Аладдина аж ягодицы сжимались. – Ученики Школ Добра и Зла приглашаются на Снежный бал – зимние танцы в сочельник. Все всегдашники обязаны туда пойти…
– А всем никогдашникам рекомендуется не идти, – проворчал худой как скелет мужчина, стоявший рядом с ней. Его кожа была странного серого оттенка, волосы – скорее седые, чем темные, брови – густые и очень черные. Профессор Хамбург, декан Школы Зла. – После первого курса вас разделят на три группы в зависимости от учебных успехов. Первая группа – Лидеры, вторая – Последователи, третья – могрифы.
Аладдин зевнул и дернул галстук-бабочку. Ему было жутко скучно, а еще он злился, что его запихнули в совершенно абсурдную одежду с оборками и фалдами, словно он цирковая обезьянка какая-то. (И вообще, что это за слово такое – могриф?) Он оглядел театр – такой же вычурный, как и школьная форма, с резными деревянными скамейками и окнами-розетками – и задумался, как вообще ребята из Школы Зла выносят весь этот пафос. И в самом деле, примерно пятьдесят никогдашников сидели по другую сторону прохода, так же разодетые в пух и прах, как и ученики Школы Добра; двадцать пять мальчиков-всегдашников с его стороны очень внимательно слушали деканов, как и двадцать пять девочек-всегдашниц, сидевших позади него. Одна из них привлекла его внимание – маленькая девочка, едва достававшая до пола ногами. На веках у нее были ярко-розовые тени, в черных волосах – фиолетовые ленты, щеки румяные. Аладдин попытался заглянуть ей в глаза, но она смотрела на профессора Мэйберри.
– Правило номер одиннадцать. Вход в кабинет Директоров строго воспрещен, – объявила декан Школы Добра, – равно как и в кабинеты всех учителей…
«Если бы я хотел жить по правилам, то остался бы в Шазабе», – проворчал про себя Аладдин. Он бы уже загадал три желания, заполучил царевну и дворец, и все знали бы его имя. Он похлопал по лампе, лежавшей в кармане сюртука. Ему и секунды не довелось провести в одиночестве с тех пор, как он выиграл ее у Салима. Какой смысл держать при себе лампу, если не будет ни единой возможности ее использовать?
Аладдин посмотрел на никогдашников – на первый взгляд они были одеты так же, как всегдашники, но потом он пригляделся и увидел, что те уже начали тайком вносить в форму изменения: