У самого Маликульмулька скрипка была работы Ивана Батова, одна из первых, еще той поры, когда Батов работал в мастерской Владимирова, и то – ее пропажа оказалась бы весьма чувствительна. А тут – инструмент работы самого Гварнери!
При мысли, что придется докладывать о краже князю и княгине, Маликульмулька прошиб холодный пот. Князь – это бы полбеды, княгинин гнев куда страшнее.
Певцы и певицы собрались в комнате, Аннунциата поила Никколо водой, Дораличе стояла, уперев руки в бока, похожая на базарную торговку, вздумавшую, будто ее хотят обмануть. Риенци и Сильвани стояли возле старика Манчини, словно готовясь его защищать. А старик выглядел, как осужденный, который уже приведен на эшафот и смирился со своей участью.
– Когда вы в последний раз видели скрипку? – спросил его Маликульмульк.
– Когда? Мы после концерта остались в гостиной, господа хотели поглядеть на скрипку и услышать ее историю. Потом они стали уговаривать Никколо сыграть еще что-нибудь, но я видел – мой мальчик устал. Я сказал ему: мой Никколо, давай отнесем скрипку в комнату, иначе эти люди не дадут тебе покоя. Мы пошли вместе. Мы видели, как люди господина князя выводят пьяного дурака Баретти. Мы уступили им дорогу, а потом вошли в комнату. Там не было ни души. Я побоялся оставлять скрипку в комнате, которая не запирается, но Никколо сказал: мы спрячем ее среди шуб, никто не догадается копаться в шубах. Мы положили ее в футляр и очень хорошо спрятали. Потом мы вернулись в гостиную совсем ненадолго. К нам подошел синьор Риенци и предложил вместе ехать в гостиницу. Мы согласились и пошли обратно в комнату. С нами пошел и синьор Сильвани. Мы совсем недолго были в гостиной! Я дал моему Никколо питье, он выпил и сел на диван отдохнуть. Синьор Сильвани вышел, потом вернулся, взял свою шубу, а футляр стоял под ней, прислоненный к стене. Мне казалось, что он стоял ближе к окну. Я открыл футляр и увидел одни покрывала.
– Да, это именно так и было, – подтвердил Риенци. – Я тоже увидел, они лежали так…
Он сделал несколько движений, как будто комкал ткань руками.
– Вот тут лежала она, – старик Манчини со вздохом указал на раскрытый футляр, очень старый и потертый футляр из буйволовой кожи с бронзовыми позолоченными застежками. – Маркиз велел заворачивать нашу красавицу в три покрывала – сперва шелковое, затем бархатное и поверх всего – замшевое, он сам дал нам эти три покрывала. Он сказал: береги скрипку, обезьянка… И у него было такое лицо, я испугался – у него было лицо, как у купца, который надул покупателя и радуется… Не плачь, мой Никколетто, на все воля Божья…
– Мы непременно найдем скрипку, – сказал Маликульмульк. – Ее еще не успели вынести, она где-то в замке.
– Нет, ее не надо искать, – горестно сказал старик Манчини. – Она улетела.
– Что значит – улетела?
– Она выпила из моего мальчика