Отражение. Артур Романов

Только передо мной был не «мужичонко в лаптишках», а маленькая пожухлая старушонка в выцветшем бледно-розовом пальто, в непонятной красной вязаной шапке и со старой грязной тростью за спиной. Не было снега и леса, хотя было очень холодно для августа и деревья вокруг домов заменяли последнее. Взгляд старушки уперся куда-то вдаль. Совершенно бесцельно она созерцала будто бы свою молодость, свою былую жизнь в этих местах, а не дорогу впереди. Теперь она больше пребывала на одиноком потерянном островке под названием «Старость», чем в реальной жизни. Мне очень захотелось с ней поговорить, развеять ее одиночество, свой страх. Да, она меня взволновала. Даже не шелохнулась, когда я ее окликнул:

      –Бабуля! Ай, старая, подскажи нам, как в местах этих живется?

      –Да как живется. Хорошо живется, – почти сразу ответила старушка, совсем не удивляясь вопросу от незнакомца. Артур был раздражен моим настроением.

      –Вы давно тут живете?

      –Да-к, поди тридцать лет, сынок. Тридцать с небольшим.

      –И хорошо тут?

      –Тридцать… – протянула она. – Детей вырастила, сейчас разъехались…одна совсем, – моих вопросов она будто и не замечала дальше.

      –А чего одна?

      –Редко теперь бывают. Вон-с гуляю, хожу, ноги надобно мять.

      –Живете – то здесь?

      –Здесь, недалеко, а по дороге хожу каждый день, дважды туда и обратно.

      –И как здесь?

      –А тебе почем, милок?

      –Да жилье присматриваем с братом для семьи, – я показал на Артура.

      –А-а-а, много здесь молодых, – протянула она и было совсем расслабилась, потом долго рассказывала о новых постройках, о суете молодых матерей и слишком шумном для ее ушей шоссе. Мне казалось, она развеялась и успокоилась, а потом неожиданно заключила:

      –Помру скоро. Все мои померли. И я помру.

      Я вздрогнул. Так и не понял, своих ли одногодок и товарищей она имела в виду или несчастье в семье какое, а спросить не решился. Ей на вид было не больше шестидесяти, но выглядела она очень плохо… Вся иссохла, темные глаза впали, рот втянут и взгляд совсем уж блеклый, но какой-то блаженный, умиротворенный, как у людей глубоко религиозных.

      Позади старушки неожиданно показались странного вида развалины, походившие на сгоревший храм, огороженные черным обуглившимся забором.

      –Что это сзади? Храм был? – спросил я после минуты неловкого молчания. Она обернулась.

      –А-а-а, да. Стоял тут приход раньше. Да погорел, – и уперла блеснувший взгляд, будто наблюдая, как горит огонь, в черные скорее от сырости и старости, чем от огня, развалины. Какой еще приход… Я не совсем сведущ в религиозных вопросах, но обычно он при храме всегда, а храма я не видел и близко в окрестностях. Пора было прощаться:

      –Ясно, бабуль, ну спасибо тебе, пойдем мы.

      –Бог с тобой. Бережись любостяжания, ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения.

      Я опешил. Это была цитат из Евангелия.