И дело было не в качестве досок, резьбы и рубанка.
Дело было в каком-то другом знании, умении высшего регистра, которое не могло быть по какой-то причине, совсем недоступно Степану Ильичу.
Он, конечно, огорчился этому мудреному открытию, но не стал злиться на сыновей, которые так хотели его порадовать.
Степан еще раз погладил темные лаковые бока шедевра и вышел из гаража.
Больше он туда никогда не заходил.
Пёстрая тетрадь,
29 октября 2020
Посыльный
Она как-то не сразу разглядела этот город. Все металась по чужим улицам его, по длиннющим мостам его, по бесконечности центральных проспектов.
Он не радовал её, а только утомлял расстояниями, особенно – безликими и безымянными для нее районами.
Но время шло, и город перестал ее раздражать, она поселилась в центре и уже иногда выделяла архитектурную привлекательность некоторых строений. Пока – только на своей улице. Хотя улице этой, узкой и длинной, всегда не хватало солнца, луны и звезд. Даже на ее высокий этаж они с неба низкого тяжелого заглядывали в комнату к ней очень ненадолго.
Поздней осенью она старалась не выходить лишний раз на улицу. Лишь за продуктами. Серый короткий день, и дождь в нем, придавали лишнего уныния в ее и так хмурной нрав. Она почти всегда была недовольна всем, что попадалось ей на глаза, будь то чья-то раскормленная городская собака или шумный чей-то ребенок. Она старалась побыстрее покинуть то место, где досаждали ей гуляющие по праздной глупости своей люди. И вечерний полумрак, по которому она тащилась домой с тяжелой сумкой с картошкой и другим продовольствием, которого должно было хватить на недели. Она перебирала мелкие свои и привычные мыслишки и желания глядя вперед, в сторону своего поворота во двор. Он легко узнавался даже издалека, по двум гранитным бесполезным столбикам у ворот. Кто-то их вбил, наверное начиная осуществлять свой великий замысел, но что-то помешало этому – то ли революция, то ли любовь, то ли нездоровье. Замысел остался в недоумении, двумя гранитными столбиками, и она иногда налетала на них по своей рассеянности и пугалась их.
Но сегодня вместо мрачных столбиков в ее глаза причудливо и неожиданно вплыла синева. Пятно ее приближалось и оформилось в огромный букет неожиданных здесь васильков. Букет из них был размеров для ведра. Ни одна ваза его бы не вместила.
Васильки были особенно головастыми и красивыми. Их окружала плотная кружевная упаковочная бумага. А они будто старались вырваться на волю, и из её ненадежных объятий с ленточкой, и из рук мужичка – рассыльного, который нес эту красоту по нужному адресу, задрав голову вверх и считывая нумерацию домов.
Он неторопливо приближался к двум гранитным столбикам, остановился, сверяя адрес.
Она, непонятно зачем, ускорила шаг, будто боялась, что этот мужичок исчезнет, вместе с этими неожиданными пришельцами в этот фиолетовый ноябрь, полевыми васильками.
Она