родов с подветренной стороны. Он был окутан морской пеной, поднятой его непрерывными жестокими ударами, и я отчетливо видел, как он смыкает челюсти, словно обезумев от гнева и ярости. Некоторое время он оставался в таком положении, а потом с огромной скоростью тронулся наперерез носовой части на ветер. К тому времени корабль изрядно осел в воде, и я считал его уж потерянным. Однако я приказал, чтобы помпы работали не переставая, и предпринял попытку собрать мысли мои. Я повернулся к лодкам, которых у нас на корабле было тогда две, с намерением отцепить их и приготовить все необходимое для высадки, если не останется ничего иного, и когда мое внимание было на минуту отвлечено этим, меня пробудил крик моряка на люке: «Вот он – он снова приближается». Я обернулся и увидел кита примерно в сотне родов прямо впереди нас, плывущим, как видно, вдвое быстрее обычной своей скорости, и, как мне показалось в тот миг, с удесятеренной яростью и жаждой мщения в облике. Во всех направлениях от него разлетались буруны, и его курс к нам был отмечен белой пеной в род шириной, которую он производил непрерывными жестокими ударами хвоста. Голова его была примерно наполовину высунута из воды, так он и напал и снова ударил судно. Когда я увидел, как он устремился к нам, у меня были надежды, что ловким движением немедленного отвода я смогу пересечь линию его приближения до того, как он доберется до нас, и, таким образом, избежать разрушения, неизбежного, как я знал, в случае, если ему удастся ударить нас снова. Я крикнул штурвальному: «Поворот!», но корабль не успел уйти больше, чем на пункт, как мы испытали второе потрясение. Я могу оценить скорость корабля в то время примерно в три узла, а кита примерно в шесть. Он ударил судно с наветренной стороны, прямо под кат-балкой и совершенно разбил носовую часть. Он снова прошел под кораблем, ушел под ветер, и больше мы его не видели. Положение наше в этот момент легче вообразить, чем описать. Чувства наши были так потрясены, как, я уверен, никто не может достаточно понять, не будь он там: несчастье пало на нас, когда мы меньше всего думали о какой-нибудь беде, все наши не лишенные приятности ожидания определенных плодов от труда нашего были разрушены внезапным бедствием, самым таинственным и непреодолимым. Ни минуты, однако, нельзя было терять в попытках принять меры к крайней нужде, к которой, как стало ясно, мы пришли. Мы были более чем в тысяче миль от ближайшего берега, ни с чем, кроме легкого открытого бота в качестве источника безопасности для меня и товарищей. Я приказал матросам закончить качать и обеспечить себя, в то же время, схватив топорик, обрубил обнайтовку запасной лодки, которая лежала кверху дном на двух бревнах на шканцах, и когда она пошла вниз, крикнул тем, кто там был, подхватить ее. Так они и сделали, и донесли ее на плечах своих до шкафута. Тем временем стюард дважды спустился в каюту и спас два гидранта, два атласа и чемоданчики капитана и мой.
