Живые и мертвые классики. Владимир Бушин

пожалуй, даже, как теперь выражаются, судьбоносное событие. Он об этом поведал так: «Я был неожиданно обласкан и сердечно принят на последние десять лет ее жизни Лилей Юрьевной Брик». Ему тогда едва перевалило за 40, а старушке уже под 80. Как она о нем пронюхала? Чем он ее пленил – пронзительностью ума? статью? дипломом штурмана дальнего плавания? Как именно философ был обласкан? Что значит «принят на (!) десять лет»? Обо всем этом можно лишь гадать. Известно лишь одно: «Я по-прежнему храню нежность и душевное тепло к Лиле Юрьевне…» Надо полагать, и она была к нему тепла, насколько может быть тепла 88-летняя пассионария.

      Впрочем, к Брик мы еще вернемся, а сейчас надо отметить, что вскоре Ларионов был принять в Союз писателей. Да и как не принять обласканного Лилей Юрьевной! Вот я не был обласкан, так меня пять лет принимали и приняли наконец, в конфликтном порядке. А тут – с лету! И недолго любимец Лили оставался рядовым членом Союза. В последующие годы «неоднократно избирался секретарем правления Союза писателей РСФСР». Как? Почему? За какие заслуги? Сам он объясняет это так: «Когда последовательно защищаешь общественное дело и не лезешь нарочито в «главные», то обязательно попадешь в оные». Интересно… Какое замечательное торжество справедливости можно было наблюдать во времена все той же «коммунистической сказки»! И разве вся жизнь Ларионова, начиная с колхозного детства и до триумфа в столице, не есть ярчайшее доказательство этого? Однако это несколько противоречит моему личному опыту. Я, может, не менее последовательно, чем Ларионов, защищал общественное дело, – допустим, о злоупотреблениях на самом верху нашего Союза неоднократно выступал на больших писательских собраниях в ЦДЛ (например,19 ноября 1985 года, 3 июня 1986-го, 19 марта 1987-го), писал об этом статьи, такие, например, как большая статья «Спорили семь городов» («Волга», № 7, 1989). И что же в итоге? За всю свою долгую литературную жизнь никаким «главным» я ни разу не стал. Мало того, именно за такую защиту общественного дела на меня подавали в суд, таскали по партийным инстанциям, едва не влепили строгий выговор с занесением… Неужели такое различие в наших судьбах объясняется только нежностью Брик к одному из нас? Едва ли…

      Дальше Ларионов утверждает: «В советское время тебя выбирали начальником, как удобного им, государям, человека, и ты правишь». Значит, и тебя неоднократно выбирали именно так? И каким же конкретно «государям» ты был удобен? В интересах кого ты правил? И как это согласовать с твоей замечательной преданностью борьбе за общественное дело? Молчание… А потом опять: «Никогда бы не позволили «партайгеносцы» вольного выбора. Им ненавистна была воля свободных людей». Но как же при такой ненависти «государей» к свободе удавалось не только тебе, такому лучезарному, многократно избираться в секретари и главные редакторы, но и твоим кумирам: Михалкову – Первым секретарем Московского отделения СП, потом – Первым секретарем Российского СП, Бондареву – тоже Первым секретарем Российского? Неужели