– Меня Берглис научила… – продолжила горничная, потупив бесхитростные карие глаза. – У ее дядюшки была грудная жаба, так вот он только два раза выпил, и все прошло…
– Что – выпил? – уточнила я с нажимом, приподнимаясь на подушках. От любопытства у меня даже прорезался почти нормальный голос, правда, слишком низкий.
– Порошок мумии… – наконец выдала тайну Уннер, терзая белый передник, и зачастила: – Он от всего помогает, правда-правда! Вот и вам ведь тоже, того… помогло! Я так испугалась…
Ее голос упал, из глаз часто закапали слезы. Уннер частенько норовила напичкать меня подозрительными лекарствами из ассортимента бродячих «лекарей». Перед подобными типчиками она оказывалась совершенно беззащитной, с покорностью загипнотизированной мышки отдавая скользким змеям от медицины последние гроши.
Ничего себе, панацея от всех болезней!
– Уф… – Обессилев, я откинулась на спинку кровати и поднесла руку ко рту.
Надо сказать, что мои препараты не всегда изготовлялись из приятных ингредиентов – чего стоила, к примеру, амбра – незаменимое для духов вещество, образующееся в пищеварительном тракте кашалота! Но такой гадости, как толченые кости тысячелетних мертвецов, я не использовала. На мгновение в моем горячечном воображении мелькнула картина, как я, обливаясь от усилий потом и шепча заклятия, пританцовываю у стола в «Уртехюсе», измельчая птичьи кости, отмеряя мышиную желчь и боги знают что еще – я не сильна в этой суеверной чуши… Я встряхнула головой, отбрасывая жуткое видение. Нет, не бывать мне настоящей ведьмой!
– Принеси чая и шоколада. Живо! – велела я, отдышавшись и сглатывая горькую тягучую слюну.
Горничная испуганной птицей выпорхнула за дверь, только застучали стремительные легкие шаги.
А я размышляла о невероятной в своей простоте разгадке таинственных замыслов господина Гюннара…
Вернулась Уннер удивительно быстро. С опущенными глазами и дрожащими губками она казалась воплощением оскорбленной невинности. Нечего пичкать меня всякой гадостью!
Я попыталась принюхаться и с досадой поморщилась, а затем совсем не изящно шмыгнула носом. Проклятый насморк! Я чувствовала себя слепым котенком без привычных подсказок обоняния. Не знаю, как люди умудряются пользоваться почти исключительно зрением и немного слухом!..
Следующий день тоже пришлось пролежать в постели. Ингольв даже принес мне цветы (представляю, как Палл, наш садовник, был недоволен набегом на его вотчину!) и чмокнул в щечку, как-то виновато прося поскорее поправиться. Было ли тому причиной смущение, что накануне он не поверил в мою болезнь, или праздник действительно удался – во всех смыслах, – я выяснять не стала. Довольно и того, что обычно сардонический и резкий супруг в кои-то веки выказал нежность. Подумалось даже, что госпожа Эйва не так уж не права, изображая слабое здоровье, но, поразмыслив, я сочла, что строить счастье на лжи – слишком малодушная идея…
Простуда