В трюме тихие перешептывания сменились другими молитвами – христианскими. Затем наступила тишина. Время тянулось бесконечно долго. Кто-то кашлял, кто-то плакал. Из темноты до Нико донеслось странное мычание. Он уже слышал такой звук раньше, но его производил скот. То, что эти звуки издает человек, Нико понял лишь потому, что знал: на борту коров нет. Наконец смолкло и мычание. Никогда за всю свою жизнь Нико не чувствовал себя таким одиноким. Сумерки превратились в ночь, в трюме наступила кромешная тьма, и его единственными спутниками остались жуткий запах и тихое отчаяние. Нико очень хотелось облегчиться. Он терпел уже два мучительно долгих часа, и внизу у него все болело. Наконец он смирился с тем, что эти попытки тщетны. Отойти тут некуда и ждать нечего. Здесь не было даже отхожего ведра. Не в силах больше терпеть, Нико поступил так же, как и все, – сходил под себя.
А потом попытался уснуть.
За полчаса до рассвета галера снова отправилась в путь, весла мерно ударялись о поверхность воды. Если наверху и дул бриз, наполнявший паруса, то до нижних палуб он все равно не долетал, и пленные мучились от гнетущей жары, словно горшки в печи.
Когда утром принесли воду, Нико снова попытался добраться до ведра, но заработал лишь очередные синяки и ушибы. Он видел, как кузнец вернулся с полным ртом воды для своей семьи, но на этот раз не склонился над ребенком, а сразу прикоснулся губами ко рту жены, пытаясь заставить ее проглотить воду. Она застонала и замотала головой, а потом, собрав остатки сил, пихнула мужу ребенка. Кузнец откинул тряпку, прикрывавшую лицо ребенка, – малыш умер. Отец долго смотрел на свое дитя, а потом вернул тряпку на место и снова склонился над женой, капая водой на ее рот, но она не разжала губ. Наконец кузнец сдался и отодвинулся от нее. Поймав на себе жадный взгляд Нико, великан тут же отвел глаза и проглотил остаток воды.
Еды не было, и у Нико привычно сводило желудок. Однажды, когда в деревне был голод, он ничего не ел пять дней подряд, поэтому знал, что без еды какое-то время продержится, а вот без воды он не оказывался никогда. С каждым часом во рту становилось все суше, язык прилипал к нёбу, распухал и отказывался шевелиться. Нико знал, что ему придется драться, чтобы добраться до ведра. В тот вечер он сражался за свою жизнь, яростно брыкаясь, толкаясь и кусаясь. Протискиваясь между грязными телами, ползком пробираясь по скользкому от нечистот настилу, он врезался в женщину, та поскользнулась и упала, а Нико случайно заехал ей коленом в лицо. От удара женщина выронила из рук корку хлеба, Нико увидел это, тут же схватил ее и засунул в рот. Хлеб оказался еще суше, чем язык. Нико разжевал корку, но не смог проглотить, выплюнул в руку и убрал кашицу в карман. Он уже собирался двинуться дальше, но остановился. Никогда в жизни он ничего не крал. Ощутив укол вины, он повернулся, чтобы помочь женщине подняться, но она остановила