Я вошел в него через парадный вход, через Арку Главного штаба. Зимний напомнил мне чем-то преувеличенный Дворец культуры «Нефтехимик» моей провинции, только культуры катастрофически больше, по крайней мере, на улицах Питера помимо достопримечательностей никто не цеплялся. Все были заняты поиском себя, своего человека, своего пути, всех их выгодно отличало то, что они жили сегодняшним днем, поэтому и не старели. В минуты переживаний им достаточно было выйти к Неве, где Александрийская игла и свежий ветер перемен легко могли заштопать любую душевную рану. Я не сразу понял, что жизнь – это наслаждение, а молодость – это сегодня. Чем больше ты живешь сегодняшним днем, тем бесконечнее твоя молодость, а дальше только кризис среднего возраста и пенсия. Я понял, что надо учиться получать удовольствие сейчас, иначе за нас его получит кто-нибудь другой.
Откройте книгу, найдите себя и наслаждайтесь.
Безумие белых ночей
Белая ночь, как чистый лист – никогда не поздно начать с нуля.
Питер хорош летними ночами. Воздух романтичен и свеж. Дышится легко и светло. Белая ночь, как белый лист, когда ты уже готов перевернуть этот день, а он все не кончается, будто намекая, что ты еще не все сделал, что мог, что сегодня ты просто притворялся, шел по накатанной, прикрываясь обстоятельствами, переложив все великое на завтра. В белые ночи есть время подумать, исправить ошибки, позвонить кому-то близкому, сказать что-то важное или, напротив, никому не звонить, остаться один на один с самим собой. Общения с самим собой – вот чего зачастую не хватает человеку для нормального общения с миром.
Я сидел на набережной, глядя в Неву, отправляя по воде одну за другой свои мысли, они уплывали по течению, некоторые умели плавать и держались на воде, тяжелые – тонули. Дворцовый мост начал медленно подниматься, отсекая другой берег. Вот момент истины. Я знал, что у этого фильма – счастливый конец, к утру берега снова сойдутся, но в жизни налаживать мосты не так просто, а иногда и вовсе не имеет смысла. Крушишь их один за другим, отступая и оставляя надежды, пока не останешься на острове, в компании гордого одиночества.
– Почему Марс такой красный?
– Ему стыдно за Землю.
Бабушка била челом по проспекту. Била – всему Невскому, била убедительно. Никто не пытался узнать, до кого она хотела достучаться: до людей или до небес. Люди шли как ни в чем не бывало, она стояла коленопреклоненная тут каждый день рядом с емкостью для денег, вырезанной из пластиковой бутылки, дно которой было забрызгано мелочью.
«Не верю!» – прошел я рядом, театрально бросив монету на дно пластмассы. Я всегда бросал страждущим и просящим по одному-единственному принципу – если удавалось обнаружить монету в правом кармане. Если железа не было под рукой, я оставлял щедрость и жалость при себе. Город был начищен до блеска солнцем. Дорога прошла сквозь парк. Деревья тянулись вдоль дорожек, деревья тянулись вверх. Эти не пытались дотянуться до небес, они их поддерживали. Графикой их ветвей заштриховано утро. У деревьев свой взгляд на небо, для них это клетчатка, для меня – паутина, которая к лету обрастет зеленым мхом и начнет шелестеть, бросая бескорыстно тень на скамейки, населенные людьми. Свет, избегающий всяких отношений, бросает тень, как бы та ни старалась его удержать. Пока же весна кружила где-то высоко в небе и дразнила тех, кто спешил по делам. Я не спешил, я опаздывал. Поэтому не хотел смотреть на часы. Если опаздываешь на свидание, нет никакой разницы на сколько. Здесь важен сам факт.
Я не спешила, я уже отработала две пары в университете. Итальянский язык. Он все еще звучал внутри нее – молодой преподавалки среднего роста с 85–65–85, замужем, без вредных привычек, филологически окрыленно – голосом в моей голове, он там жил. Шила вспомнила, как в раннем детстве, изучая английский, частенько смотрела на свой язык в зеркало: «Стал ли он английским? Нет, не было в нем ничего такого английского». А теперь в ее голове их сколько? Иностранцы. Уживались они с трудом, постоянно толкаясь, вытесняя друг друга, пытаясь занять как можно больше пространства. Однако млели, когда на горизонте возникал мужчина.
До встречи с Артуром еще оставалось время, и я была не против проветривания после своей несложной работы. Не то чтобы я не любила свою работу, скорее она меня. Она встречала меня уже без прежней радости, я не могла находиться у нее слишком долго. Как рано