Я взглянул на руку отца. Плоть, кожа и кость. Пальцы узловатые, как корни. Ногти пожелтели и слишком отросли. Смерть сделала его руку незнакомой и неузнаваемой.
Я взял руку и поцеловал. Удивился, какая она тяжелая. Покойники тяжелее, чем живые.
– Я искренне сожалею о вашей утрате, – сказал мистер Уильямсон на следующее утро.
Я поблагодарил его и попросил отпуск, чтобы похоронить отца и привести в порядок его дела.
– Разумеется. – Уильямсон отвернулся и занялся бумагами у себя на столе. – Где вы хотите его упокоить?
– В Банхилл-Филдс, сэр.
Уильямсон крякнул.
– Не на англиканском кладбище?
– Не думаю. Он бы этого не захотел.
Банхилл-Филдс было кладбищем, где покоились диссентеры[4], к которым принадлежал отец. Уильямсон вернулся к чтению писем, время от времени делая на них пометки. Мы были одни в конторе Скотленд-Ярда, которая находилась в нескольких шагах к северу от дворца Уайтхолл. Уильямсон занимал две конторы: одну поблизости от лорда Арлингтона и эту, которую он использовал для «Газетт» и других более конфиденциальных дел.
Через несколько минут он заговорил снова, и его голос стал более резким, чем ранее. В нем слышался северный акцент, что часто являлось признаком раздражения.
– Вы должны заботиться о живых, Марвуд, а не только о мертвых.
– Да, сэр.
– Вы ведь не хотите ничего такого, что могло бы бросить тень на нашу контору. Вот и я не хочу.
Я склонил голову. Я знал, чтó хотел сказать Уильямсон. До того как мой отец, Натаниэль Марвуд, выжил из ума, он был «пятым монархистом»[5]. В результате своей преданности этой опасной секте он был заключен в тюрьму за государственную измену. Он считал, что англиканская церковь была не многим лучше Римской церкви с ее папистскими порядками и подлыми заговорами против честных людей. Он ненавидел всех королей, кроме короля Иисуса, чьего прихода истово ждал.
– Если уж на то пошло, – сказал Уильямсон, мрачно глядя на меня, – вы сами не хотели бы лежать в Банхилл-Филдс, когда придет ваше время. По крайней мере, я на это надеюсь.
– Разумеется, не хотел бы, сэр.
Теперь, находясь на службе у короля, я взял за правило тщательно обдумывать все, что делал и говорил, и старался быть осмотрительным в своих связях. Все должны были знать, что я хожу в церковь регулярно, что причащаюсь в положенное время в соответствии с обрядами государственной церкви и указаниями ее епископов. Однако существовала опасность, что меня могут счесть виновным из-за отца, по кровному родству.
– Так вы измените свое решение, Марвуд? Не сомневаюсь, ваш отец желал бы, чтобы вы думали о собственных интересах, когда произошло столько перемен.
– Да, сэр. Но я должен подумать и о его интересах.
Уильямсон