– Я журналист!.. Я не наси…
Ему зажали рот и стали поднимать с пола.
Он еще яростней, из последних сил, задергал руками и ногами. Вдруг его отпустили, бросили на пол. Раздался хохот.
– Обосрался, гад! Вонючка!
Он не чувствовал, как это с ним произошло. Он лежал на полу, видел перед самым лицом ноги. Попытался подняться, натянуть штаны, но не смог. Рук не чувствовал. Они его совершенно не слушались, как отнялись. И он заплакал.
Яростная свора, которая минуту назад с веселым азартом топтала его, распинала, тащила на нары насиловать, затихла, увидев, что на полу перед ней лежит в крови и дерьме жалкий, раздавленный человек, дергается от рыданий, размазывает слезы с кровью по лицу и бормочет:
– Я не насиловал… Я журналист… Я нашел… подпольный цех… на фабрике… секретарь райкома… посадил…
– Что он бормочет? – услышал в тишине Анохин. Чьи-то ботинки появились возле его лица. Кто-то присел на корточки и спросил: – Что за подпольный цех?
– На трикотажной фабрике… Его открыли секретарь райкома и директор…
– Где?
– В Уварово…
– А ты кто?
– Я зам редактора газеты… Нашел цех…
– Понято… Шакал! И ты Мурло, помогите человеку помыться!
– Я сам, – бормотнул Анохин, вновь пытаясь подняться.
– Помогите, сказал! – жестко сказал тот, кто расспрашивал.
Анохина ухватили под мышки, потащили к умывальнику.
16. Следователь Макеев
Следователь Тамбовской прокуратуры Макеев Андрей Алексеевич тоже провел бессонную ночь в одиночной камере. Он тоже всю ночь мучился, страдал, ломал голову, искал пути своего спасения. Несколько раз принимался плакать от бессилия.
В том, что завтра его вышибут из прокуратуры, он не сомневался. С этим он смирился, к этому он готов, и это будет самое легкое наказание. Счастливый исход! Худшим – был срок, тюрьма, лагерь, где он тут же станет петухом, изгоем. Скорее всего, даже до лагеря не дотянет! Как узнают в камере, что он следователь, придушат в первую же ночь. Биться об стену хотелось Макееву от этих мыслей, от бессилия.
Дернул черт его вчера вечером потащиться в городской парк! Пивка захотелось. Можно было в другом месте спокойно попить. Нет, в парк потянуло, на природу.
В павильоне многолюдно было, шум. Макеев допивал вторую кружку, когда к столу от автоматов подошел парень, узкоплечий, кучерявый, розовощекий. Пена стекала по кружке, которую он держал в руке, и капала на грязный бетонный пол с рассыпанными по нему блестками рыбьей чешуи. Парень поглядел на Макеева долгим взглядом, ставя мокрую кружку с пивом на стол, и улыбнулся. Макеев понял, кто перед ним, заволновался, чувствуя приятную