Вот и третья недостающая пара, для комплекта, подумал он. И это только в одном отдельно взятом древнерусском городе!
Конечно, она кичится тем, какие у нее ноги. И хорошо понимает, как высоко это ценится в товарно-денежных отношениях между мужчиной и женщиной. Больше ничего ей в этой жизни понимать и не нужно, этого достаточно – вполне.
Ее сопровождал кряжистый мужчина лет шестидесяти с серебристым ежиком волос и мрачным, неулыбчивым, как парадный вход в крематорий лицом. По-видимому, он обладал недюжинной силой, однако при всей своей массивности сохранил поразительную точность и мягкость движений. От блондинки он держался на некотором расстоянии. «Скорей телохранитель, чем любовник», – подумал Садовский. Опасных людей он чуял за версту. Этот был опасен. В нем, как в хорошем боксере-профессионале чувствовался инстинкт убийцы.
Счастливая обладательница пластиковой фигуры и ослепительной улыбки куклы Барби – «Life in plastic, it's fantastic», как поется в одной глупой скандинавской песенке – устроилась на самом видном месте, что выдавало в ней привычку к подиуму, и теперь ее мог разглядеть любой посетитель ресторана, обслуживающий персонал и половина работников кухни. От таких сходят с ума кавказцы. А к ним у Садовского было особое отношение. Не то чтобы он не любил их. Он вполне допускал мысль, что они заслуживают уважения. Просто пропустил момент, когда война с ними уже закончилась. О ней ему напоминали старые раны, тупо нывшие при перемене погоды.
«Люди, будьте бдительны», – сказал он себе, имея в виду и ее, и его. И прикончил графин. Делать ему здесь было больше нечего. Теперь у него была одна забота: если перепил – главное правильно рассчитать крен и тангаж, чтобы не свалиться в штопор.
Дежурной по гостинице по-прежнему была Мальвина.
– Что-то загуляли наши командировочные, – улыбнулась она одной из самых обольстительных своих улыбок и выдала ему «грушу».
Когда-то она блистала перед его ровесниками и дядьками постарше, потом ее время ушло, а привычка блистать перед дядьками осталась и перекинулась на мужчин, годящихся ей в сыновья, хотя блеска заметно поубавилось. И теперь ее ужимки напоминали кокетство черепахи Тортиллы…
– Да уж…– любезно промычал Садовский и скривился в ответной улыбке. Отчего-то он испытывал жалость ко всем этим стареющим Мальвинам. Наверное, нет ничего жестче, отчаянней и беспощадней, чем борьба женщины со своим возрастом. Все мужские войны ничто по сравнению с накалом этой борьбы, потому что нет таких жертв, на которые не пошла бы женщина, чтобы как можно дольше оставаться молодой и красивой. Плата – здоровье, а иногда и жизнь. Хотя чаще, сплошь да рядом – устрашающий слой грима или печальные последствия ошибок и непрофессионализма пластических хирургов…
По коридору навстречу ему катилась румяная и круглая, как колобок, изрядно пьянехонькая Аля. На