Щёлк.
– …ит-парад «Последняя десятка», и с вами в последний раз ваша распроперетраханная Маша Мессалиновская. Проведите оставшиеся часы жизни так, чтобы не было стыдно перед лицом вечности. Лично я собираюсь сегодня трахаться, трахаться и трахаться. И принять смерть с тремя чл…»
Щёлк.
Христос выключил телевизор, оставшись в полной темноте. Отложил пульт. Вздохнул. Откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.
СЕМЕЙНЫЕ ЦЕННОСТИ
– Ну здравствуй, дитя! – проговорила мать церемонно. Она подкрасила с утра брови и губы – совсем слегка.
– Привет, мамуль! – живо отозвался сын. Высокого роста, сухопарый, пожалуй что красивый.
Они чмокнулись в щёчку.
– Наконец-то осенил своим присутствием! – Виктория Сергеевна закрыла входную дверь.
– Мамуль, дел по горло! Едва вырвался! Институт, работа, жена – продохнуть некогда, – Аристий снял кроссовки. На нём были лёгкие светлые хлопчатобумажные брюки и белая футболка без рисунка. – Тапки какие?
– Любые, – сказала мать. – Продохнуть некогда, рассказывай!
– Мам, без пизды – запара страшная! Я давно такого не помню, – оправдывался сын, и, чтобы перевести разговор, заметил: – У вас, я смотрю, тротуары опять меняют?
– А как же! Блядскому Ебланину надо же бабло отмыть! – молвила Виктория Сергеевна с яростью и презрительно. – Каждый год, блять, перекладывают! Каждый, блять!
Аристий усмехнулся.
– Тебе не кажется странным, мам, что мы как бы из интеллигентных семей – а материмся хуже сапожника?
– Времена, нахуй, такие! – развела мать руками, а сын расхохотался.
– Слышал бы тебя дедушка! Профессор Власьев умер бы от эстетического шока!
– Умер и без нашей помощи, – вздохнула Виктория Сергеевна. – И слава Богу! Не дожил до этой хуйни! Он бы сейчас лаялся не хуже нас с тобой.
– Не думаю, – не согласился Аристий. – Он был по-настоящему интеллигентным человеком. До корней волос. Это всё равно как Набоков бы заматерился.
– Ты ещё Лихачёва приплети! – поморщилась мать.
Аристий был единственным ребёнком. Виктория Сергеевна родила в совсем ещё несознательном возрасте, задолго до первого замужества, и можно сказать чудом не отдала сына на воспитание государству – на том, чтобы оставить мальчика, настоял её отец, уже упоминавшийся профессор Власьев. Не прилагая к тому никаких усилий, Виктория Сергеевна прекрасно сохранилась к 38 годам и выглядела старшей сестрой сына.
На кухне Аристий выложил из пакета на стол коробку «Рафаэлло», кусок дорогого пармезана, полбатона «дымовского» сервелата, бутылку аргентинского вина и металлический кувшинчик водки «Danzke».
– А дядя Вася где?
Викторию Сергеевну всю так и перекосило:
– Не называй его так, ради всего святого! Я 150 раз тебя просила! – молвила она с досадой. – Василий, Василий Петрович, Сурдин, просто