Пиковая Дама. Людмила Улицкая

высокий, но вовсе не бабий, со скользящим «р» и с длинными паузами между словами, как бывает у излечившихся заик. Подбирает слова. Тридцать лет…

      Сначала все нахлынуло к голове, и стало жарко, а через секунду прошиб пот, и дикая слабость…

      – Да, да, узнала.

      Нелепый вопрос «Как поживаешь?» через столько лет.

      – Да, можно. Да, не возражаю. До свиданья.

      Положила трубку. Даже от руки кровь отхлынула, ослабли и промялись подушечки пальцев, как после большой стирки.

      – Кто звонил?

      – Марек.

      Надо было встать и уйти, но сил не было.

      – Кто?

      – Муж мой.

      – Скажи пожалуйста, он еще жив! Сколько же ему лет?

      – Он на пять лет меня моложе, – сухо ответила Анна Федоровна.

      – Так что ему от нас надо?

      – Ничего. Хочет повидать меня и Катю.

      – Ничтожество, полное ничтожество. Не понимаю, как ты могла с ним…

      – У него клиника в Йоханнесбурге, – попыталась перевести стрелку Анна Федоровна, и ей это удалось.

      Мур оживилась:

      – Хирург? Забавно! Хирургом был твой отец. Я попала в автомобильную катастрофу на Кавказе. Если бы не он, я бы потеряла ногу. Он сделал блестящую операцию. – Мур хихикнула: – Я его соблазнила, будучи в гипсе…

      Самое удивительное, что подробности были неисчерпаемы, – про то, что Мур вышла замуж на пари и выиграла бриллиантовую брошь у знаменитой подруги, Анна Федоровна давно знала, про гипс услышала впервые и прониклась вдруг недобрым чувством к давно умершему отцу, которого в детстве горячо любила. Он был на двадцать лет старше матери, последний, если не считать самой Анны Федоровны, представитель медицинской немецкой семьи, преданный своей профессии до степени, не совместимой с жизнью. Но хранил его случай. Когда-то в молодости, будучи врачом в уездном городе, он сделал трепанацию черепа молодому рабочему, погибавшему от гнойного воспаления среднего уха. При новой власти рабочий вознесся до самых неправдоподобных высот, но доктор Шторх, совершенно о нем забывший, не выветрился из памяти благодарного пациента, и тот дал ему своего рода охранную грамоту. Во всяком случае, служба его военным врачом в царской и впоследствии в Добровольческой армии не помешала ему умереть в своей постели честной и тяжелой смертью от рака.