Бойкая торговля, краски, звуки, запахи рынка помогали Володе Полянскому забыть, как медленно страна уходит из сороковых годов, полных лишений и бедности. Рассовав дары по карманам и за пазуху, парнишка бежал домой. Цену на них он даже не спрашивал, знал, что она для их семьи всё равно неподступна. Мама, слушая пересказ в лицах, гладила сыночка по голове и приговаривала:
– Кормилец ты наш! Гены зря не пропали.
– Тише, мама! – шикал из своего угла Николай. История семьи отца держалась под запретом, так как через неё все они лиха хлебнули.
Горюя по маме и вспоминая её редкие рассказы о Псковской губернии, такой далёкой даже на карте, где и холод, и голод, а кроме льна, гороха и картошки ничего не растёт, Володя не ощущал себя обездоленным. Да и не город Опочка ему родной. Он на свет появился в Алма-Ате. Название городу «отец яблок», не просто так дано. Сады в предгорьях Алатау уже тогда славились апортом, размером с невызревшую дыню. Хотя из яблок Володя предпочитал лимонки – совсем небольшие, жёлто-красные, плотные и вовсе не кислые. Шкура у них такая, что десну порезать запросто на раз-два. Но кровью изо рта послевоенное поколение ребятни не удивишь, а вот если показать пацанам подол майки с лимонками, зависти будет на час. А потом наелся сам, угостил братву, и мир. Завтра кто-то из них тебя не обделит. С дашь-на дашь в приюте строго. Халява не катит. Старшие пацаны в горы ходили чуть ли не каждый день. Осенью так и каждый день: низкие склоны предгорья Заилийского Алатау взрывались праздничным салютом от зарослей облепихи, боярышника, рябины, дикой вишни. Её и сам от пуза наешься, и на продажу набрать можно. Горные ягоды охотно брали для сушки в зиму или на настойки. Облепиховая на спирту заменяла аспирин, та, что из боярышника поддерживала давление.
С приходом холодов и снега, а он в ту пору надёжно выпадал уже на ноябрьские праздники и не таял до середины марта, лафа налётчиков заканчивалась. Ту зиму (мама умерла в сентябре 1948 года), Володя запомнил на всю жизнь. Сорить едой он и раньше приучен не был. Но если от мамочки младшему сыночку всегда выпадал гостинец, то кусочек стеклянного рафинаду, то сухарик, воспитатели приюта делили всё по нормам. Маленький ты или большой, им всё равно – порция одинакова для любого. Вот когда научился парнишка сметать со стола последние крохи хлеба и горстью отправлять их в рот. Попробуй зазевайся и раскрой ладонь – тут же пацаны снизу её подобьют шлепком и полетят твои крошки обратно на стол. Там их уже ждут и коршунами кинутся. Уж если сироты умудрялись обгладывать бараньи