Это радовало и в то же время бесило: Паньшин всё детство мечтал уехать из Стародвинска и жить в городе. Но чуда не случилось и он, как многие его ровесники, вернулся сюда и ныне вынужден был выносить все тяготы службы в органах внутренних дел. Зарплата его, конечно, радовала, он почти ни в чём себе не отказывал, но всё чаще в последнее время в голове возникал вопрос: «Наелся… И что дальше?».
Курить больше не хотелось, мизинец на ноге болел, ладонь жгло, чувства обиды и безысходности мучали разум, образы пустого и ничем не примечательного прошлого и бессмысленного будущего снова пробегали перед глазами. Паньшин уже начал думать, что какой-нибудь дурацкий звонок с сообщением о пьяной драке помог бы ему отвлечься. Всё-таки работа, какой бы унылой она не была, помогает не думать о плохом.
И тут, как по волшебству, дежурный телефон громко затрещал. Паньшин радостно схватил трубку обожжённой рукой, от боли выронил её, но тут же ловко перехватил другой и прислонил к уху.
– Стародвинский районный отдел внутренних дел, оперативный дежурный старший лейтенант Паньшин слушает! – чётко проговорил Олег.
– Алло… Ээээ… Здрассьте… Это вас Екатерина Головина беспокоит… Из села Строкалино. – раздалось на другом конце провода.
Судя по голосу, женщине, а точнее, бабушке, было уже далеко за шестьдесят. Связь с отдаленными хуторами была не очень хорошей, так что скрипучий тенорок («Опять певческие заморочки!» – подумал про себя Олег), искаженный помехами на линии, вызывал неприятные ощущения, схожие с теми, которые появляются, когда кто-то скребет пенопластом по стеклу. По мокрой от пота спине Паньшина пробежали мурашки.
– Представьтесь, пожалуйста, полностью. Фамилия, имя, отчество и год рождения. – вежливо попросил Олег, открывая журнал приёма и регистрации сообщений.
Собеседница откашлялась. «Болеет что ли?» – подумал Паньшин, снимая колпачок с шариковой ручки, но тут же вспомнил, что разговаривает с бабушкой. Само собой, она чем-то болеет. Наверняка, сразу… всем.
– Ээээ… Екатерина Дмитриевна Головина… Двадцать четвёртое августа тысяча девятьсот сорок второго года.
«Едрить твою, дитя войны» – чуть было вслух не произнёс Паньшин, но одёрнул себя.
– Слушаю вас внимательно, Екатерина Дмитриевна.
– Тут понимаете, какое дело… Моя дочка, Варвара… То есть, Варвара Олеговна Головина, девятого декабря тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения! – чётко отрапортовала бабка. – Она… Ну, в общем, напилась опять, зараза такая… Сильно, аж чертей начала гонять. Убежала, она в общем, к Волчьему озеру. Знаете, где это?
– Да, конечно…