Но сейчас я знал, что у Игоря «не всё норм», да об этом нельзя и спрашивать. Все эти девять дней, что прошли со дня смерти его отца, я звонил и писал ему, предлагая встретиться, но Игорь благодарил, отвечая, что ему нужно побыть одному. Но вот на девятый день после похорон, точнее, в минуты, когда день этот уже стал переходил в ночь, он написал сам. Значит, действительно нужно.
Я посмотрел на тетрадь. Что же хотел доверить «Вечерней книге» про день сегодняшний? А вот уже и не помню! Но, может, будет – после встречи с Игорем.
Раздался звонок в дверь.
***
Игорь сильно изменился, хотя виделись на похоронах – казалось, эти девять дней стали для него вечностью. Как не понять, ведь теперь он стал полным сиротой: его мама умерла, когда Игорьку было только девять. Я знал одного человека, ему было семьдесят с лишним лет, когда он похоронил маму: она прожила почти век. Как было бы хорошо, если бы и у всех складывалось так, но дожить до старости и иметь счастье поговорить с мамой – редкий великий дар.
У меня, слава Богу, живы папа и мама; так сложилось, что теперь живём в разных городах, но каждый день созваниваемся. Я редко вижу их, но ведь знаю – они есть! Мы часто недооцениваем, а ведь как дорого стоит осознание того, что ты можешь вот прямо сейчас набрать номер, и услышать папу или маму!.. Рассказать им всё, и только они во всём мире поймут, и никто не сможет сделать это так глубоко, по-настоящему, кроме них!
Игорь ещё давно поделился со мной, что ему постоянно снится один и тот же сон. Будто он – маленький, забегает ранним утром на кухню, свет из окна яркий-яркий, форточка распахнута, весной тянет, а мама стоит у стола, сияет вся, мнёт тесто, готовя его любимые пирожки – с корицей и яблоками. Оборачивается, передник с розовым слоником весь в муке, и смеётся, дует на кудряшку: «Игорёк, привет, моё солнышко! А меня отпустили!»
– И всё, Лёха, просыпаюсь, и понимаю, что нет, нет! И не будет, никогда! Никогда не будет! – рвал он душу, рассказывая такой до боли подробный сон.
Что я? Я могу постараться понять, посочувствовать, но мои родители здесь, на нашей земле, и каково это – выносить такую пытку, я не знаю. Знают лишь те, кто пережил. Вернее, живёт с этим до конца дней.
…И вот лучший друг на пороге. Обняв Игоря, сказав ему дежурные, но всё же необходимые слова, пригласил на кухню.
«Девять дней… надо, наверное, помянуть» – подумал я и достал из холодильника графинчик, который сразу запотел, оказавшись по центру стола.
– Лёха, убери, не надо! Я больше никогда не буду!
С Игорем мы часто встречались тут, на кухне, и графинчик почти всегда сопровождал наши беседы. Мне давно начало казаться, что у друга обостряются проблемы с алкоголем. Мелкие такие вот «звоночки», но говорящие. Во-первых, бывали случаи, когда он приходил уже довольно «весёлый», видимо, не потому что по