– Есть, – говорил ей в ответ Борис.
– Восемьсот пятнадцать. Пояснительная записка к отчету по основной деятельности завода, – продолжала девушка.
– Угу, – мычал Борис и перекладывал еще одну подшивку.
– Восемьсот шестнадцать. Социалистические обязательства завода на 1957 год. Первый том.
– Есть!
– Второй том.
– Тоже есть.
– Третий. Четвертый. Десятый. Восемьсот двадцать шестое. Документы о представлении к званию ударников по цехам Новотрубного завода.
– Вот они, родимые.
Работа называлась сверкой фондов. Связки в десять толстых папок приходилось снимать со стеллажей, перетаскивать на стол и сверять по описи, в которой каждой папке – по-архивному говоря, делу – соответствовал свой номер. После этого папку следовало завязать снова, водрузить на полку, не забыв при этом, что дела идут по возрастанию снизу вверх, и взять следующую. Придумать что-то более занудное было невозможно.
Стеллажи стояли в два ряда, от пола до потолка, так что между ними можно было играть в прятки. Кое-где висели лампочки в решетчатых «намордниках»: их тусклое сияние могло выхватить из тьмы лишь два-три стеллажа, и свет включали только там, где рылись. Три стола вдоль главного прохода и два стула составляли обстановку. Окон в помещении не было.
– Мы как будто в бомбоубежище! – поделилась ощущением Марина.
– Слишком много горючего материала, – заметил Борис.
Если сидеть тихо, то можно услышать разговоры архивистов в соседней комнате. Они обсуждали шмотки – как свои, так и чужие – и решали, выпить чай сейчас или попозже. Часто говорили о политике, ругая власть, чего бы та ни делала. Еще сильней ругали оппозицию. Но во время перерыва, с часу и до двух, за дверью стихло: архивисты ушли на обед. Практикантам перерыв не полагался, поскольку их работа кончалась в два часа пополудни. Но Боря с Мариной тоже решили отдохнуть. Борис, сев на стул, положил голову на отчет какой-то районной сберкассы и уснул. А Марина листала дела. Удивлялась, до чего же аккуратно, чисто, без помарок выписаны перьями красивые крючочки в многочисленных томах. Советские чиновники, как древние китайцы, вероятно, получали удовольствие от вечного писания букв и цифр. Смета завкома, отчет завкома, стенограмма заседания завкома: «Слушали… постановили… слушали… постановили… слушали… постановили… вышел нетрезвым, не был допущен к работе… учитывая чистосердечное раскаяние…»
После перерыва Боря оживился. Он завел с Мариной светскую беседу о погоде, но неожиданно перешел на тему ошибочного мировоззрения европейцев и тупиковости буржуазного уклада жизни. Боря отмечал, что если русский скажет: «У меня есть кошка», отмечая факт со-бытия (он так и выражался!), то какой-нибудь пендос, конечно же, заявит: «Я имею кошку», транслируя на окружающий мир инстинкты потребителя, владельца. Вежливо кивая, Марина думала о том, что результат на первый раз неплох. Потом она спросила, есть ли у Бори девушка, но беседа снова склонилась к теме противостояния с миром