– Это чтоб я заместо ментов и эмчеэсников надрывался за «спасибо» и «молодец»? Нашли лоха!
– А случалось тебе быть донором, отдать кровь тяжко больному, чтоб спасти от смерти?
– Мало у меня кровушки тётка попила, а после все эти суки там, на рынке, а щас эти, на фирме, по городу гоняют, как собаку: вызнавай как, чего, где из нашего товара покупают, какие торговые марки
лучше народу нравятся, да какая тара-стекло или жестянка, а после всю эту чухню записывай и отчёты подавай!
– Посадил ли ты, Агеев, где-нибудь, когда-нибудь хоть одно дерево?
– Это всё лля-ля тополя! А чего в нашем посёлке было сажать, который Лесной назывался? Мы с мамашей картошку сажали, петрушку, морковку. А здесь, в городе, чего? Озеленители есть, пусть сажают, им за это плотют!
– Ясно… Ну, может, хоть раз старушку через дорогу перевел?
– Какую ещё старушку?! Я когда на работу еду, все старушки ещё спят без просыпу, возвращаюсь, – уже спят И потом, чо, у них внуков, что ли, нету, или там помощников социальных, что посторонним людям дергаться надо…
– Понял, понял, – проблеял гость, убирая с колен свой странный телефон.
– Вот такой я менеджер пролетарского труда, – разошёлся Агеев, – по всему, не подхожу для милостей вашего Фонда, хотя всем я недовольный.
– Нет, отчего же? Как раз вполне… И Фонд откликнется, гарантирую!
– Контра фатум нон датур аргумэнтом, – вдруг добавил он тягуче и басовито. (Против судьбы нет аргументов).
– Чево-чево?! – переспросил изумленно Агеев.
– Да ничего такого, – уже обычным своим голосом и в снисходительной своей манере, бесившей Агеева, ответил гость – это означает всего лишь «добытое из действительности знание». Однако, как это у вас говорится, пора сворачивать базар!
– У кого это у вас? – заершился Агеев, – ты что, ваще, иностранец? Или ты, по-твоему, из верхних, а мы из нижних?
– Прости, прости, друг, оговорился! Все хорошо, а будет ещё лучше, сам увидишь!
– Ага, будет! Знаем, как медные опилки за золото выдают! Да и на опилки не рассчитываем!
Но гость вдруг как-то незаметно выскользнул в дверь и скрылся, словно растворился в сумерках.
А Витёк и Агеев, поддерживая друг друга, поплелись домой.
* * *
Проснувшись утром в субботу в одном ботинке, с больной головой, Агеев жадно похлебал рассола из банки с огурцами, умылся холодной водой и позавтракал чем Бог послал, свалив на сковородку остатки тушёнки, отваренных макарон, консервированной кукурузы и залив мешанину острым кетчупом. Пока стоял у плиты, помешивая спасительный утренний набор для бухнувших вечером предыдущего дня, Агеев вспоминал вчерашнего гостя, усевшегося на его место, понятно, что туфтогогон, потом байду насчёт Фонда, и жалел, что не получилось надавать наглой морде люлей. Вот уж правда: незваный гость, что в горле кость!
Потом