А простой человек идёт на опасное дело пропитания ради, хитростью корешки добывает: привязывает к стеблю голодную собаку, кидает перед ней кусок мяса, так что она его видит, а достать не может. И когда бросается к пище бедный пёс, изо всех сил натягивая веревку, тут и выдергивает он «ведьмин корень» из подземелья. Но поесть не успевает: корень издаёт страшный, почти человеческий крик, источает ядовитый запах, от которого и у хозяина собаки слезы текут, а пёс падает и погибает.
Заслушаешься. Егор принёс домой этот ящичек с корешками, показал Юле, рассказал о народных поверьях: корешок может разбудить любовную силу, принести удачу в торговле, а если носить в мешочке с монетами полученный от колдуна амулетик из мандрагоры, никогда в деньгах нужды не будет.
А лекари древние умели делать вытяжки и настойки из мандрагоры, которыми лечили от эпилепсии, унимали боль, прогоняли бессонницу.
Но мстительный колдун мог лишить рассердившего его человека памяти и даже рассудка, превратить самого тихого и робкого в развратного, и жестокого, опоив зельем, сотворённым из того же корня, добавив ещё в отвар листьев и стеблей ведьминской этой травы.
– Ну, дай мне кусочек корешка! Я положу в свой кошелёк, а то у меня там только мелочь, даже на проезд не хватит. Может, разбогатею, – сказала жалобно, выслушав россказни мужа, Юля.
Егор захлопнул ящичек и вздохнул.
Он видел, что из семейного их меню мясо почти совсем исчезло, а Юля жаловалась, что и овощи подорожали, и творог им теперь не карману.
– Ну, потерпи, милая, потерпи немного – уговаривал Егор, обнимая жену, – все будет-прибудет, поверь! Мандрагора нам поможет, но по-другому.
Он чувствовал себя виноватым, но изменить ничего не мог.
Хотел хотя бы развлечь жену, позабавить, а только огорчил.
Однако все понемногу двигалось, и наконец, весь набор нужных веществ, размещённый по коробочкам, баночкам, глиняным и стеклянным сосудам стоял на полках шкафа в полной готовности.
Кропотливая работа, затребовавшая адского терпения, началась с очищения масла ГХИ. Он медленно и осторожно, не чувствуя немевших рук, вытапливал его на костерке, разведённым в ведерке, добиваясь, чтобы оно, разогреваясь, не горело, не чадило, не покрывалось чёрными хлопьями, пока в один прекрасный вечер оно, наконец, засияло в металлическом сосуде, очищенное от канцерогенов, способное выдерживать, не меняя состава, самую высокую температуру. Он с бьющимся от счастья