Кайзер Вильгельм и его время. Последний германский император – символ поражения в Первой мировой войне. Майкл Бальфур

из уважения к себе и своему предназначению, выносить трудности, опасности и даже смерть, не отступая и не ожидая награды. Король верил, что подобное чувство чести можно найти только среди феодальной знати, а не у других классов, и уж точно не у буржуазии, которая руководствуется материальными, а не моральными соображениями и слишком рациональна в моменты катастрофы, чтобы считать жертву необходимой или достойной похвалы. Гражданская администрация являлась, в сущности, подразделением армии. Высшие чиновники набирались из того же класса высшей знати и должны были выказывать ту же безусловную покорность королю.

      Такой абсолютизм сдерживался тремя аспектами. Во-первых, правительство страны находилось в числе самых современных в Европе, руководствовалось новейшими идеями рационализма восемнадцатого века и терпимо относилось к почти любым религиозным взглядам. Это правда, что у отдельного среднего индивида не было в нем права голоса, но рациональные люди всегда склонны предпочитать хорошее правительство самоуправлению. Во-вторых, король принимал те же законы, которые устанавливал и считал себя слугой народа. Когда верховный правитель – посредственность, вся система функционирует из рук вон плохо. Но среди Гогенцоллернов было намного больше хороших правителей, чем средних. И наконец, Пруссия добилась успеха: она быстро росла и увеличивала свой международный престиж. Человеческое нежелание отличаться от толпы само по себе достаточно, чтобы объяснить, почему самое деспотичное государство Германии также стало единственным, которому удалось пробудить в подданных преданность и чувство национальной независимости.

      Такова была среда, в которой была сформулирована философия Канта (1724–1804), которого кайзер однажды назвал «нашим величайшим мыслителем» (хотя можно поспорить, прав ли он был, добавив еще и прилагательное «самый понятный»). Кант, у которого были проблемы с властями, пытался примирить в обстоятельствах, существовавших в Пруссии восемнадцатого века, родственные понятия «свобода» и «порядок», а в области знаний он хотел примирить свободу с всеобщей причинной связью, обусловленностью, которую видел в природе. Он утверждал, что главным фактором, отличавшим человека от животного, является его интуитивное осознание внутреннего морального закона. Человеческое поведение следует оценивать не по природе и последствиям его действий, а по лежащим в их основе мотивам. Действие морально, если оно мотивировано причиной. Проверка такой мотивации – может ли принцип, заключенный в действии, иметь всеобщее применение. Если лежащий в основе принцип может иметь такое применение, значит, сам акт является абсолютно незаинтересованным, а таковыми должны быть все моральные акты. «Категорический императив» – принуждение к действию без каких-либо условий. Человек всегда должен вести себя так, чтобы его действия могли стать основой для всеобщего закона. Симпатия и сострадание должны исключаться, как мотив морального действа. Человек