«Пророками становились выходцы из разных социальных слоев, но, пожалуй, большей частью из низов народа, – пишет исследователь Библии Моисей Рижский. – Это, а также их странное поведение во время «камлания», когда они, возбужденные дикой музыкой своих музыкальных инструментов, приходили в экстаз, сбрасывали с себя одежду, кричали, скакали, наносили себе удары и раны, вызывало к ним несколько презрительное отношение…»[13]
Вот уж действительно, ничто не ново под Луною!
Птицеферма А. Градского
Человек-консерватория: «серьезный» композитор, пианист, гитарист, оперный вокалист (исполнял в Большом театре сложнейшую партию Звездочета в «Золотом петушке») – он являет собою живое доказательство того, насколько плохо творческая личность вписывается в социологическую схему. С самого начала он не был музыкантом определенной группы: в 1960-е выступал и с польскими ТАРАКАНАМИ, и с англоязычными СЛАВЯНАМИ, с инструментальными СКИФАМИ, с исконно мексиканскими ЛОС-ПАНЧОС, наконец – с исконно русской группой СКОМОРОХИ. Это тот случай, когда имя команде дано со смыслом, а не просто ради красного словца. (Хотя, кто знает, может быть, и слово ТАРАКАНЫ многое значило для тех, кто жил в общежитии МГУ). Градский в СКОМОРОХАХ умудрился еще на рубеже 1960–1970-х годов каким-то образом предвосхитить основные творческие достижения 1980-х: русскую национальную модель рок-музыки, «фольклоризацию», синтез роковой и бардовской традиций. Его «Птицеферма» написана за 12 лет до того, как Рыженко, Богаев и Панов поняли, что рок может быть еще и таким:
Ой, не пришла Маша-д на свиданье,
Видно, не понравился ей наш Ваня,
Ее Виктор Иванович увел в ресторацию —
Докладать про секс информацию.
Впрочем, баллада Градского еще имела оптимистический конец: «а наутро люди видали – председатель колхоза построил новую птицеферму» (взамен той, которую с горя спалил Ваня). Финал, исполняемый на пределе уникальных возможностей вокалиста, возвещает, что «и Любовь воскреснет из пепла, как Птица ФЕ…РМА!».
Автор и исполнитель песен Александр Градский выступает на сцене
«Мы были более веселыми, – объясняет сам Градский. – Может быть, больше портвейна выпили»[14].
Но в отличие от своих младших коллег, Градский сумел – несмотря на портвейн – стать единственным у нас настоящим (в западном понимании) профессионалом.
Когда в 1989 году на презентацию альбома «Гринпис» в Москву съедутся именитые рокеры из метрополий, в кооперативном кабаке будет устроено угощение и маленький «джем». Ничуть не смущаясь качеством советской ресторанной аппаратуры и плясками в зале, звезды заиграют классические