Поэтому лучше говорить. Хотя бы иногда. Будет не так жалко потраченных денег.
Тик-так. Тик-так. Ещё несколько рублей в копилку психотерапевта.
Задумавшись, делаю навязчивый жест. Касаюсь рукой живота. Под кофтой ощущаю металлическую твёрдость. Чувствую холод стали и резко отдёргиваю руку. Становится страшно, что Виктория заметит моё движение и догадается, что я что-то скрываю.
– Тебе кто-то написал? – спрашивает она. Решила, что это телефон.
Интересно, что бы она подумала, если бы узнала, что на самом деле я прячу.
– Нет, – говорю я. – В боку закололо.
Она кивает и делает пометку в папке-планшете.
Важная информация: Виктории ещё нет тридцати, у неё длинные прямые волосы, и она выглядит великолепно.
В сотый раз оглядываю кабинет.
Тошнотворные кремовые обои, испещрённые ломаными линиями. Если взять малярную кисть, макнуть в чёрную краску и измазать стены жирными разводами – и то лучше получится.
Наверное, в текстуре обоев заложен какой-то смысл. В этом кабинете всё должно помогать терапии. Например, коллекция засушенных бабочек за стеклом. Они напоминают, что из отвратительной гусеницы рождается красота. Правда, для этого несчастных насекомых пришлось умертвить.
Как по мне, можно было сделать ремонт и получше.
Обстановка в кабинете соответствует его назначению. Пара кресел, рабочий стол и маленький, на колёсиках, столик. Большой шкаф, заставленный книгами, занимает целую стену. В основном в нём скучные учебники по медицине.
Но встречаются и любопытные экземпляры. Во время одного из первых сеансов я заметил такой.
«Энурез – это не смертельно». Автор – доктор Барановски. Так написано на корешке.
Названьице не очень, если честно. Этот Барановски когда-нибудь сам просыпался в мокрой холодной постели, от которой разит мочой?
В восемь лет меня на целый месяц отправили в летний лагерь.
Это было унылое место, хотя он находился рядом с водохранилищем и территорию окружали высокие хвойные деревья. Но старые отсыревшие корпуса с облезлой штукатуркой нагоняли тоску. После домашней еды приходилось заставлять себя есть в столовой. Только вид настоящего, векового леса сглаживал одиночество.
По утрам на асфальтных дорожках, щербатых от времени, прыгали белки.
Однажды мальчишки из старшего отряда поймали несчастное животное, разожгли костёр и зажарили тушку на вертеле-ветке. Хорошо, не живьём. Я стоял за кустами и видел, как они издевались над беззащитным животным.
Очень хотелось их остановить, но было страшно выдать себя.
Со мной в отряде был мальчик Боря.
Когда я увидел его в день приезда, мне стало его жалко. Маленький и толстый – готовая жертва для всевозможных издёвок.
Через пару дней после начала смены мы проснулись