Тем временем, девочка из сказки про Морозко, укрывшись с головой одеялом, тихонечко поскуливала, то ли от боли, то ли от досады, в связи с прерванным процессом, одним глазком, подглядывая в щелку. – А что же там, на поле боя? –
Аркаша медленно повернул к любимой зверское лицо. Из-под одеяла донеслось какое-то бульканье. Стрючков подошел к кровати, рывком откинул одеяло: – Убью стерву – и, совершенно неожиданно для себя, быстро спустив штаны, взгромоздился на законную супругу и продолжил процесс, так несвоевременно прерванный программистом. Он трудился, остервенело. Задница с передницей, как паровой молот, ритмично ходили вверх-вниз. Слезы, не переставая, лились из глаз, а из горла доносилось не то рычанье, не то всхлипыванье.
Девочка из сказки сначала удивилась, потом покорилась, а потом вошла во вкус. Но всему есть предел, и она, как, ни странно, устала, а потом и вовсе обессилила. Аркаша же гнал, как паровоз, без остановок, не обращая внимания на сигналы красного светофора, только гудком предупреждая о своем приближении: – Берегись! Берегись! Берегись! – Авария была неминуема. И она случилась. Девочка из сказки затихла, увяла и перестала проявлять, какие бы то ни было признаки жизни:
– Убил! Убил! – Завопил Аркаша, придя в себя. Как ужаленый вскочил с кровати, кинулся к лестнице. Путаясь в спущенных штанах, рухнул на эту самую лестницу и, пересчитывая ступеньки, скатился вниз, прямо к журнальному столику, на котором стояла початая бутылка виски, видно, девочка из сказки угощала любимого. Стрючков схватил бутылку, запрокинул голову и влил содержимое в горло, жадно глотая его огромными глотками, но закашлялся, поперхнулся, захлебнулся и умер.
Глава вторая
Аркадий Борисович Стрючков, ощущая необычайную легкость во всех своих членах, шагал по предмостовой площади. Что уже само по себе было необычным. Так, как Аркаша, последние несколько лет, передвигался исключительно