– А подарят, так тем для меня лучше, тем приятнее.
– Маменька! Да разве вы не видите, что Лавр Петрович шутит!.. – еще раз сказала Еликанида Андреевна.
– Я шучу? Нисколько, – сказал Хрустальников. – Что, брат, за причина, Стукин, что Елочка не хочет тебя признать за фабриканта и богатого человека? А между тем он не только богач, но и родовитый человек. Его род идет прямо от Адама. Его предков несколько раз драли в татарской Орде у Чингисхана, при царе Иване Грозном они были биты батогами нещадно, потом им были урезаны носы и уши. Как твоего предка-то звали, которого отодрали в Орде? – обратился он к Стукину.
– Не знаю, Лавр Петрович, не слыхал…
– Про Орду-то?
– Нет, не про Орду, а про то, что драли.
– Какой вздор! Ну, в Орде не драли, так где-нибудь на конюшне драли.
Хрустальников начал зевать и по временам клевал носом. Глаза его слипались. Разговор не вязался.
– Прилягте вы, Лавр Петрович, соснуть на часок, – начала маменька Еликаниды Андреевны. – Прилягте, а мы вас потом разбудим.
– Действительно, я прилягу… – согласился Хрустальников, поднимаясь с места. – А этот урод пусть посидит здесь и подождет меня. Я посплю, а потом мы пошлем за тройкой и поедем прокатиться в «Аркадию». Там и поужинаем. И мне надо проветриться, да и Елочке не худо погулять.
– Пойдемте, Лавр Петрович, я вас сведу в гостиную на диван и подушечку вам под голову положу, – сказала мать Еликаниды Андреевны и повела Хрустальникова под руку.
Хрустальников обернулся, покачнулся на ногах и послал Еликаниде Андреевне летучий поцелуй, сказав «оревуар», а Стукину погрозил пальцем и прибавил:
– Смотри, утюг, не отбей у меня Елочку!
Через две-три минуты из гостиной раздался храп Хрустальникова.
Стукин, Еликанида Андреевна и ее мамаша продолжали сидеть в будуарчике. Разговор сначала как-то плохо клеился.
– Нет, в самом деле: если вы действительно фабрикант, то подарите на покрышку шубы бархату-то… – начала маменька, обращаясь к Стукину.
– Маменька! Да как вам не стыдно? Что за нахальство такое! – оборвала ее снова Еликанида Андреевна.
– Чего ж тут стыдиться, если у них своя фабрика? Вон когда князь Карапузов к тебе ездил, так подарил же он мне ковер со своей фабрики. Еще и сейчас его за этот ковер добрым именем поминаю.
Стукин приложил руку к сердцу.
– Уверяю вас, сударыня, божусь вам, что никакой у меня фабрики нет, – сказал он. – Я просто секретарь Лавра Петровича – и ничего больше.
– Секретарь! – воскликнула маменька. – А я думала…
– Секретарь и, кроме того, служу вместе с Лавром Петровичем в «Обществе дешевого торгового кредита».
– А как же он сказал, что вы золотопромышленник, железнодорожник?
– Господи! Да ведь они шутят.
– Вы какую же должность занимаете в банке? Должность кассира? – спросила Еликанида Андреевна.
– Нет-с, не кассира. Я так…